Алиса передала ей сумку с подгузниками и запасными ползунками для Кэтрин и поставила в холодильник две бутылочки с молочной смесью. Ей вдруг пришло в голову, что она, возможно, никогда больше не увидит ни этой женщины, ни этого дома, ни этой безукоризненно чистой кухни.

– Зачем так много? – спросила мать Майка, посмотрев на бутылочки. – На сколько ты уходишь?

«На всю жизнь. Навсегда».

– Ненадолго. Кстати, у Майка с завтрашнего дня – двухнедельный отпуск.

– Знаю. Сама ты, надеюсь, в отпуск не собираешься? Впрочем, не скажу, что буду сильно возражать против того, чтобы наша сладенькая девочка осталась у меня на пару недель.

«А у тебя не будет другого выбора».

– Майк вернется домой в шесть.

Алиса приказала себе прекратить болтать глупости. Эти несвязные фразы только показывали ее внутренние страхи и надежды. К счастью, свекровь приняла их за проявление невроза, которым ее невестка страдала после родов. Младенец спал. Молодая мать подумала, что не может оставить своего единственного ребенка, свою маленькую дочурку, которую, возможно, больше никогда не увидит, не обняв ее и не поцеловав в последний раз. Она не могла не поступить так, даже если это означало разбудить Кэтрин и вызвать ее плач. А ведь девочка только что уснула в своей колыбельке… Но Алиса была просто обязана взять ее на руки и поцеловать на прощание. Она наклонилась над люлькой, провела пальцем по щеке дочки и быстро отвернулась:

– Все, я пойду.

– Развлекайся и ни о чем не беспокойся, – напутствовала ее свекровь.

На обратном пути автобус проехал мимо дома матери Алисы, но она специально не стала смотреть в окно. Они с Майком жили в маленькой квартирке в доме недалеко от станции, переехав туда полгода назад, после того как поженились. Поднявшись на лифте на второй этаж, молодая женщина зашла к себе и принялась в девятый или в десятый раз перечитывать письмо Майку. Это была не короткая записка, а целое послание, в котором она пыталась все подробно объяснить мужу. По размерам и по времени, которое ушло на письмо, его можно было сравнить с ее курсовой работой, посвященной Верди, Вагнеру и их операм.

В итоге Алиса смяла бумагу и бросила ее в мусорное ведро. Не исключено, что Майк может найти эти листки… Впрочем, Алиса так не думала. Взамен длинного письма она написала на обороте чека из супермаркета:

«Я ухожу. Ты мне не верил, а я всегда тебя об этом предупреждала. Кэтрин у твоей матери.

Алиса».

Написав имя дочери, она заплакала, но подумав, как будет смешно и мелодраматично, если строчки расплывутся от капель ее слез, взяла себя в руки. Вдруг до нее дошло, что еще не поздно остаться. Ведь ей можно никуда не уходить. Она еще не сделала ничего непоправимого. Можно просто поехать в центр, посмотреть эти самые злосчастные витрины, выпить где-нибудь чашечку кофе и к четырем явиться к свекрови. Забрать Кэтрин и вернуться с ней домой.

Собранный чемодан был засунут в недра шкафа в спальне. Самое важное и абсолютно необходимое – ее скрипка – лежала в футляре на полу в гостиной, между телевизором и книжным шкафом. Последний раз она играла на ней за два месяца до рождения ребенка. Повинуясь внезапному порыву, Алиса открыла футляр, достала скрипку и взяла смычок, не касаясь им струн. Она боялась играть после такого большого перерыва и понимала, что если сейчас останется здесь, то играть не будет уже никогда. Сам вид и ощущение инструмента в ее руках придали ей силу и смелость. Она вернула скрипку в футляр.

Деньги, взятые в банке, где она опустошила свой счет, уже лежали в сумочке. Там было меньше ста фунтов, но это было лучше, чем ничего. Погода стояла слишком теплая, чтобы надевать верхнюю одежду, но оставлять зимнее пальто было неосмотрительно, да и ночью могло похолодать. Женщина сняла ситцевое платье, в каких все молодые мамаши Челмсфорда ходили за покупками, и надела джинсы с черной футболкой. Наверное, теперь она всегда будет одеваться именно так. Тяжелое черное драповое пальто не влезало в чемодан. Тогда она набросила его на плечи. С чемоданом в одной руке и скрипкой в другой Алиса прошла двести ярдов до Челмсфордской станции метро и в 15.53 села на поезд в Лондон. Они потому и купили эту квартиру, чтобы Майку удобно было ездить на работу.

Позже мать скажет ей: «Уму непостижимо! Ты бросила новорожденную дочь, а свою скрипку забрать не забыла».

Алиса уже давненько не была в Лондоне. Она жила там, когда училась в Королевской Академии музыки, но с тех пор прошло уже больше года. Между ней и столицей встали беременность и первые недели жизни ребенка. На станции «Ливерпуль-стрит» шел ремонт, она была грязной, шумной и очень большой. «Я боюсь, – подумала молодая скрипачка, разыскивая взглядом указатели. – Боюсь того, что сделала, и не представляю, куда иду». При этом она имела в виду свое непонятное и непредсказуемое будущее, а вовсе не отель «Блумсбери», который должен был стать трамплином для ее прыжка в неизвестность.

Когда-то, как и у многих лондонцев, схема подземки была буквально отпечатана в ее голове, но оказывается, женщина успела основательно ее подзабыть. Если верить схеме, поездом Центральной линии Алиса могла бы приехать сразу в Холборн. «Я выбрала неверный путь, – сказала она себе, бредя к платформе. – Мне следует запомнить, что я должна сесть в поезд, идущий на запад, иначе меня занесет обратно в Эссекс».

Она попала в Лондон в самый час пик. Рассчитывать на сидячее место было глупо. Алиса встала у раздвижных дверей, зажав скрипку и чемодан между ногами. Свекровь, должно быть, уже гадает, куда она подевалась. Конечно, она не уточнила, когда вернется, но, по идее, должна была закончить свои дела где-то к половине пятого – пяти. Стрелки на часах станции «Банк» показывали четверть шестого. Наверное, свекровь сейчас ходит туда-сюда по комнате с Кэтрин на руках, то и дело поглядывая на часы.

На станции «Сент-Пол» в вагон зашло много народа, и когда Алиса уже думала, что никто больше не сможет туда протиснуться, вошло еще пять человек. Кто-то подтолкнул их с платформы ладонью в спину, и двери закрылись. Жесткие края скрипичного футляра врезались хозяйке в лодыжки. Пальто стало невыносимо тяжелым и жарким. Похоже, окружающие веселились, поглядывая на странную пассажирку, но сделать она сейчас все равно ничего не могла. Снять его в такой толпе было совершенно невозможно. А Кэтрин, наверное, уже проснулась и увидела незнакомое лицо бабушки. Вдруг она расплакалась, не найдя рядом своей мамы? Алиса как-то не думала об этом раньше. Что же она наделала? Скрипачка всхлипнула, но сумела подавить подступившие рыдания.

Офис Майка находился недалеко от станции «Ченсери-Лейн». Он должен был сесть в поезд именно здесь. Об этом его жена, кстати, тоже не подумала. Впрочем, Майк уже наверняка сидел в поезде, том, который отправляется в 17.20 и прибывает в Челмсфорд примерно без десяти шесть. Он всегда ездит этим поездом. Майк – человек ответственный и серьезный, хотя они с Алисой и ровесники. Он был рожден, чтобы стать примерным мужем и отцом. Если бы он относился к их дочке равнодушно и не любил ее так, как любила сама Алиса, даже сильнее, она никогда бы не смогла сделать то, что сделала.