Чем дальше на юг летел самолет, тем все больше и больше красок добавляла Природа в бескрайний ковер, стелившийся под его крылом, пока почти полностью не вытеснила с него белые пятна, оставив их лишь для горных вершин. Катя отказалась от предложенного стюардами завтрака. Когда она отказалась и от обеда, «Давид» покосился на нее с любопытством, но так ничего и не сказал.

Пролетев над Азовским морем, самолет надолго завис над Черным. После нудной, всепоглощающей белизны бесконечных российских зим, его глубокая трепещущая синева действовала как бальзам… Катя, вынырнула из своих мыслей или полудремы, когда их начало трясти так, будто они не летели, а ехали на телеге по камням и ухабам. Она заглянула в иллюминатор – под ней расстилилась Малая Азия. «Все ясно. Горы! Воздушные ямы, турболентность и прочее. Счастливчик Давид.» Ее сосед, не замечая болтанки, крепко спал. Продолжалось это довольно долго, вплоть до Таврского хребта с его высоченными, увенчанными снежными фесками вершинами. А потом под ними снова разверзлась морская гладь, на сей раз – средиземноморская, и почти тут же возник на горизонте остров – конечная цель ее перелета. Этакая большая гитара, указующая грифом на Турцию. Синее море с кружевом прибоя, желтые пляжи, зеленые долины и припорошенные снегом верхушки гор – меленький рай на пересечении четырех дорог, соединяющих Африку, Европу и Азию.

Самолет приземлился в самом сердце Кипра, в аэропорту Ларнака, откуда, как она знала, чуть больше 30 км до Никосии. Там же, в аэропорту, Катя поспешила выкупить авиабилет на Париж, тайком заказанный ею из Москвы, и только после этого взяла такси.

Местные жители говорили здесь либо на греческом, либо на турецком – языки, которых Катя не знала. Но можно было объясниться и на английском. Она попросила отвезти ее в отель «Клеопатра», где Ломов собственноручно зарезервировал для нее номер.

Солнце, укутавшись в мохнатые, тяжелые тучи, как в шубу, даже носа не желало показать, не то что улыбки. День был неприветливо серый, дождливый. И все же глаза Кати жадно впитывали сочную зелень горных склонов и равнин, обрамлявших дорогу.

«Клеопатра» оказалась небольшим, 6-этажным отелем, с виду нелепым и неказистым, но зато единственным, находящимся в самом центре Лефкосии – древнего города, отгородившегося от большой Никосии мощными венецианскими стенами.

Добравшись до номера, Катя первым делом позвонила Ломову, сообщив, что благополучно долетела и устроилась, и что завтра с утра намерена приступить к выполнению порученного ей задания. Затем, не теряя драгоценного времени, она отправилась на поиски банка, что находился, как ей объяснили, по ту сторону крепостных стен. Все было ею детально проштудировано и просчитано заранее. Она знала, что сбоев и накладок быть не должно, и все же, входя в здание банка, не могла унять волнение. К счастью, все прошло гладко, без осложнений. Она положила на свой счет все наличные деньги, переданные ей Ломовым, затем туда же перевела со счета фирмы еще несколько сот тысяч долларов. Эту операцию она специально приурочила к концу рабочего дня.

Едва сдерживая себя от буйного ликования, Катя, уже налегке, вернулась в старый город сквозь Ворота Фамагусты. В номер ей идти не хотелось. Пьянящий аромат свободы был разлит в воздухе. Впрочем, разлит только для нее. Кипрская столица, как и сам Кипр, разрезанный греками и турками надвое, вряд ли мог ощущать себя свободным. Но Кате не было до этого дела. Катя праздновала свою первую победу. Она заграницей и она богата. Она сама себе хозяйка!

Справа и слева от нее громоздились небольшие старинные постройки – обитель многих поколений ремесленников, крохотные лавки, магазины, таверны. Туристы, не слишком многочисленные в это время года, резко выделялись на фоне местного населения. Вокруг было шумно, суетно и оживленно. Катя заглянула в Кафедральный собор святого Иоана, где, напротив, было пустынно и скучно. Она еще немного побродила по старым улицам, любуясь висящими прямо над головой ярко оранжевыми мандаринами. Ей захотелось, наконец, есть. А это значило, что нервное нарпяжение отпустило и она снова возвращается в свои берега.

В гостинице, не поднимаясь в номер, она сразу прошла в ресторан и там, под звуки старинной греческой музыки, вкусно, до отвала поела. Ей предстояло еще как-то пережить эту ночь. Она понимала, что здесь, на Кипре, в заказанном боссом номере, она все еще остается в пределах его досягаемости. Правда, у него пока нет оснований начинать охоту за нею. Она прилетела сюда по его поручению, как его доверенное лицо. О переведенных со счета фирмы деньгах он вряд ли узнает сразу, по крайней мере, не раньше утра, поскольку сейчас уже все банки закрыты. Значит, можно позволить себе расслабиться и хорошенько выспаться. Что Катя и сделала.

На рассвете, не завтракая и не сдавая номера, она вышла на улицу и юркнула в одно из стоявших у обочины такси… К концу того же дня, перелетев практически через все Средиземное море, Катя уже ступила на долгожданную французскую землю. Водитель такси доставил ее точно по указанному адресу и остановился перед красивым старинным особняком. Расплатившись, Катя поднялась по высоким ступеням респектабельного подъезда. Над дубовыми резными дверями была прикреплена совсем небольшая табличка: «Клиника Пластической Хирургии». На это частное, закрытое заведение Кате удалось выйти через интернет.

Рабочий день уже давно кончился, но Ломов не спешил распускать свой небольшой штат. Исчезая обычно днем на несколько часов, он, как правило, наверстывал потом упущенное за счет вечеров, задерживая и некоторых своих сотрудников.

Покончив с телефонными переговорами, Ломов вызвал секретаршу:

– Вера. Ну, где там наш костолом?

– Как всегда, Виталий Аркадьевич, в приемной.

– Давай его сюда. И Сашок пусть зайдет.

Костолом, он же Медведь, вкатился, как снеговик, на коротких, кривых ногах. Из-за накаченных мышц грудь и плечи его под белесой дубленкой слились в один сплошной шар. А лишенная шеи голова в надвинутой по самые брови заячьей ушанке как нельзя лучше дополняла его сходство со снеговиком.

– Сколько раз тебе говорить, олух царя небесного? – буркнул босс, раздраженно отворачиваясь. – Шубу и шапку в приемной оставляй, прежде чем сюда вваливаться.

– Морозище-то вон какой, – сипло возразил Медведь. – Градусов 30, как пить дать, будет.

– Так то ж на улице. Пока в приемной сидел, в шкуре своей неужто не упарился?

Ничего не ответив, телохранитель скрылся за двойной дверью и через минуту вернулся. Теперь на нем был только толстенный, вязанный крючком свитер и штаны, заправленные в меховые сапоги. Редкие волосы налипли на круглую голову, а курносый нос, явно отмороженный и распухший, алел редиской.

Ломов оглядел его почти брезгливо. Конечно он предпочел бы другого телохранителя – вышколенного, подтянутого, молодцеватого. Но по силе кулачищ и по чисто медвежьему безоглядному напору этому не было равных. Что же касается преданности, так кто их теперь разберет. Все они по-настоящему преданны лишь одному единственному господину – зеленому и зазывно шелестящему.