Харпад поднялся, засунул руки в карманы и уставился в пол.

— Хотите сказать, это ее злая воля?

— Нет, у g.A.I.a. нет воли. Если вы разозлите рой ос, они будут жалить. Автоматика. А это означает большой соблазн манипуляции для политических оппонентов.

— Но разве не такие же механизмы заработали в момент появления телевидения? Мир изменился. Политики, которые не смогли адаптироваться, исчезли, — Харпад покачал головой. — Я не смогу обыскивать базу данных g.A.I.a. таким способом, — он вспомнил про нити. Нет, их лучше не трогать. — Я определяю показатель конкретного человека. Только и всего. Я даже не знаю, как это делаю.

— Наше предложение предполагает ваше сотрудничество, — медленно начала Юдита. — Если вы не выполните эти два задания, предложение перестанет быть актуальным. Кто-то может потребовать заплатить налоги и проверить другие сферы вашей жизни. Например, почему вы игнорируете выплату алиментов брошенной жене с ребенком.

Харпад стиснул зубы.

— Я не бросал ее, — рявкнул он. — И плачу значительно больше, чем те гроши, которые назначил бы суд.

— Но у вас нет счетов. Послушайте меня, если вы сделаете то, о чем мы просим, вы получите свидетельство трех полицейских психологов, что являетесь идеальным отцом. Такое суд не сможет проигнорировать.

Харпад посмотрел Юдите в глаза. Она моргнула и отвела взгляд, но это короткое мгновение позволило ему понять, что вся ее строгость — только поза, которая дается ей с трудом. Он потер лоб, нервно взвесил все за и против.

— Ладно, — ответил он спустя минуту. — Попробую. Шанс никакой, но я попробую. Мне нужно только немного времени, чтобы подумать, как к этому приступить.

На лице Юдиты появилось выражение облегчения.

— Сначала мы в любом случае должны вас обследовать, — заявила она. Заметив его вопросительный взгляд, тут же добавила: — Мы не хотим, чтобы вы получили инсульт или инфаркт во время работы на нас.

Если бы вас это еще вообще волновало, подумал он, но кивнул.

Зазвенел звонок, и Талинский посмотрел на часы, потом на двери. Через мгновение клацнул замок, матовая стеклянная плита стала прозрачной и отъехала вбок.

— Время посещения — это единственный не подлежащий обсуждению вопрос, — пояснил он и подал нюхачу руку на прощанье.

Юдита крепко обняла Талинского.

— Держись, дорогая, — прошептал он ей, настолько громко, чтобы услышал Харпад.

Что с Марысей?

На свежем воздухе он почувствовал облегчение. Фонари, прикрепленные к верху бетонной стены, сменили ночь на день. Он пошел дальше и, задрав голову, посмотрел на сотни тысяч огоньков Натолина и Вавера[6] на противоположной стороне Кольца Варшава: пульсирующие светящиеся вены улиц, геометрические очертания жилых домов, темные пятна парков. Тринадцать километров над его головой.

Профессор Россмуда выстукивал трубку об пробку посередине пепельницы. Это было излишне, поскольку трубка была единственным электрическим гаджетом, из которого можно было выпустить дым почти без запаха.

— Мы ни хрена не знаем, — сказал он в пространство.

— А что мы должны знать, — Талинский налил кофе в две кружки. — Мы всего лишь пара старперов, сидящих в каталажке и ведущих послеобеденные беседы, убивая время. Нам не хватает только безе на фарфоровых тарелочках.

Россмуда посмотрел на него со странной грустью и быстро опустил взгляд.

— Да-а-а, и серебряных вилочек…

— Вернемся к нашей излюбленной теме: должна ли g.A.I.a. быть над законом?

— Она рядом с законом, перед законом, — с напряжением сказал профессор. — Это совсем другое. g.A.I.a. следит за тем, чтобы закон не нарушали. Я уже приводил примеры, которые ты систематически игнорируешь. Напомнить? Смотри, ты можешь кидать в людей камнями. Если ни в кого не попадешь, получишь как максимум штраф; если убьешь кого-нибудь — посадят за преднамеренное убийство. Но кидая камень, ты не знаешь, попадешь в кого-то или нет. Так почему наказание должно зависеть от судьбы? Это то же самое, как если бы на суде подкидывали монетку: коктейли с зонтиками на Кольце Багамы или многолетнее заключение.

— Ты ищешь абсолютную справедливость? Или ты действительно фантазируешь о полном отказе от законодательства?

— Закон не является ценностью сам по себе. Он должен быть утилитарным, а потому должен уступить место более эффективной системе. Он, прежде всего, служит для поддержания порядка; на втором месте, и ты прекрасно об этом знаешь, стоит защита интересов группы, создающей этот закон, а только потом мутное понимание справедливости. Иллюзии справедливости. Целью беспристрастной g.A.I.a. должна быть защита общества. Пока эта защита определяется законом, но это только протез, поскольку закон не является основным понятием. Последняя реконфигурация g.A.I.a. показала, что эта гребаная система стремится в этом к совершенству, а ей мешают не только технологические ограничения, но и сам закон как посредник.

— И мы вдвоем являемся прекрасными тому примерами, — признал Талинский. — Твое пребывание здесь противоречит сложившемуся мировоззрению.

— То, что лучше для меня, не обязательно должно быть лучшим для всех. Конфликт тоже возникает в данном случае, это понятно. Но почему, скажи мне, я не должен вести себя эгоистично, если это часть культурной нормы?

— Но разве ты не должен подавать пример остальным?

— Только глупец или сумасшедший идет против тенденций. У меня нет склонности к самоубийству.

— И у меня, — признался Талинский. — Времена лидеров, идущих во главе толпы, давно прошли. Сейчас идеи генерируются из бункера в тылу.

— Из такого, как наш.

— Согласен.

— Видишь, я иду против себя, потому что хочу, чтобы система не допускала случаев, подобных моему. Нашим. Я хочу систему, в которой санкции неизбежны и не зависят от лотереи. Так было бы проще.

— Лотерея, о которой ты говоришь, — определитель нашей свободы.

— Дед, ты путаешь, свободу воли с приговором судьбы. Думаешь, что кидание камнями — это выражение индивидуальной свободы? Ну уж нет! Если идея ПО станет совершенной, кидание камней будет наказываться, независимо от результата. Наказание рассчитается статистически. Можешь кого-то убить, можешь и промахнуться. Нынешнее состояние способствует риску, потому что тот, кто кинул камень, может рассчитывать на то, что ни в кого не попадет. Таким образом, он надумывает вероятность, пробует воображать и увещевает себя тем, что избежит наказания. Ага! В мире идеальной гиперпревентивности наказание будет применено до того, как камень будет брошен. И никто не пострадает.

— Правила расчета ПО неизвестны. Неизвестны также и значения показателя. — Талинский откашлялся, маскируя другой тон голоса. — Можно попытаться вычислить, догадаться. Правила неясны, поэтому нельзя требовать от людей бездумно следовать им. Без ссылок на единый закон, гиперпревентивность потеряет моральную основу. Уже сейчас рассчитывается только вероятность, что кто-то кинет камень.