Портрет моргающей идиотки.

Это был ее второй день в Венеции, и она приехала на Мурано. Поездку организовал отель: тысячи туристов с фотокамерами каждый год переправлялись лодками на остров Мурано. Экскурсия предполагала посещение стекловарни — полюбоваться искусством стеклодувов, но на самом деле целью богатых американцев и японцев был шопинг. Экскурсия, которую так ждала Нора, прошла за пять минут. Она посмотрела, как работают стеклодувы: у некоторых был серьезный, сосредоточенный вид, другие вели себя театрально, на потребу зрителям. Нора оглядывала здание, печи. Она понимала, что за четыреста лет здесь мало что изменилось. Ей делалось не по себе при мысли о том, чтобы стать частью этого, но она знала, что умеет кое-что из того, чем гордятся мастера. Нора стояла, восторженно озираясь, и ее толкали нетерпеливые немцы, спешившие в торговый зал.

Им хочется купить предмет для разговора за обеденным столом где-нибудь в Гамбурге. За кофе они небрежно скажут знакомым: «Да, мы купили это в Венеции, это настоящее муранское стекло».

В этом и заключалась их конечная цель: они рвались в хорошо освещенный большой торговый зал, где продавалось яркое стекло. На полках, словно на параде, выстроились бокалы, их боевой порядок смягчали завитки на ножках. С потолка свисали барочные люстры, подвески их переплетались, словно ветви деревьев в фантастическом лесу. Звери и птицы оранжевых и красных оттенков казались слепленными из вулканической лавы. Изящные предметы из стекла, напоминающего чистотой и цветом треснувший лед, соседствовали с безобразными работами XIX века — заливающимися в вечной трели толстыми стеклянными птицами в клетках. Беленые стены пестрели зеркалами всех размеров, словно коллекцией портретов. Зеркала отражали посетителей. «Я заключу в раму ваше лицо», — говорили они. — «Вы мой натурщик. Я сделаю вас красивым. Пройдете мимо, и в моей глубине появится другое лицо, тогда все свое внимание я обращу на него».

Сейчас Нора смотрелась в одно из таких зеркал.

Я гляжу не на себя, а на стекло. Стекло — вот что главное для меня.

Эта мантра должна была придать ей смелости. Она оглядела раму. Ее покрывали стеклянные цветы, такие нежные, такие яркие, что их хотелось сорвать и вдохнуть аромат. Высокое мастерство убедило ее в том, что ей следует остаться.

Я сошла сума. Посмотрю еще немного и вернусь домой, в Лондон. Должно быть, я свихнулась, когда подумала, что приеду сюда и займусь старейшей, самой почетной венецианской профессией, и все лишь потому, что обладаю маленьким талантом и ношу фамилию знаменитого стеклодува.

Она прижала к себе черную папку формата А4, которую привезла из Лондона. В ней лежали фотографии работ, выставлявшихся в галерее на Корк-стрит. Она гордилась ими, пока не оказалась в этой комнате.

Сумасшествие. Мне нужно уехать.

— È molto bello, questo specchio; vetro Fiorato. Vuole guardare la lista dei prezzi?

Голос, прозвучавший над ухом, вывел ее из раздумий. Он принадлежал миловидному, пожилому, хорошо одетому джентльмену из тех, что помогают покупателям. Он заметил, что удивил ее, и на лице его промелькнуло сожаление.

— Mi scusi, Signorina. Lei, è italiana?

Нора улыбнулась, как бы извиняясь.

— Нет, я не итальянка.

Сейчас не время объяснять свою родословную.

— Я англичанка.

— Прошу прощения, — сказал джентльмен на чистейшем английском. — Но, по правде говоря, вы похожи на итальянку. Боттичелли… — очаровательно улыбнулся он. — Не хотите ли посмотреть наш каталог и прейскурант?

Нора собрала остатки решимости. То, что он принял ее за итальянку, показалось ей приглашением в последний вагон отходящего поезда.

— Если честно, то мне хотелось узнать, не требуются ли вам работники.

Манеры собеседника тотчас изменились. Из обеспеченной покупательницы Нора превратилась в его глазах в бесполезную туристку. К нему каждый день обращались с такими вопросами. Почему бы им всем не поехать в Тоскану на сбор винограда?

— Синьорина, я сожалею, но мы не принимаем на работу иностранцев.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Я имею в виду не магазин, — с отчаянием сказала Нора. — Я хочу работать у печи. Стеклодувом. Una soffiatrice di vetro.

Она не знала, покажется ему такая просьба более нелепой на английском или на итальянском.

Человек надменно рассмеялся.

— Это невозможно. Наша работа требует многих лет учебы. Это труд настоящих профессионалов, венецианских мастеров. И, — он бросил взгляд на ее золотые локоны, — это работа для мужчин.

Он повернулся к немецкой паре, громко обсуждавшей набор бокалов.

— Подождите, — попросила Нора по-итальянски.

Она знала, что ей придется уйти, но не так. Нора не хотела, чтобы мужчина счел ее дурочкой. Не хотела, чтобы от нее отмахнулись, как от назойливой мухи.

— Я хочу купить это зеркало.

Она увезет зеркало в Лондон. Цветы на раме станут напоминанием о ее прекрасной мечте.

Продавец снова изменил манеру. Очаровательно улыбаясь, он велел упаковать зеркало и повел Нору вниз, к кассе. Он спросил ее адрес в Англии, и Нора, повинуясь внезапному порыву, назвала адрес матери. Пусть зеркало побудет у Элинор, пока Нора примет решение. Она написала свою фамилию. Мужчина взглянул на подпись.

Нора уже шла вниз по лестнице, когда ее окликнули:

— Синьорина?

Она вернулась к столу, чувствуя, что устала от поездки. Все, чего ей сейчас хотелось, это уехать, вернуться на лодку вместе с остальными туристами, потому что там ее место.

— Что-то не так? — поинтересовалась она.

Мужчина посмотрел на адрес ее матери и на пластиковую карту «American Express».

— Манин? — спросил он. — Ваша фамилия Манин?

— Sì.

Он снял очки с половинными стеклами.

— Вы… знаете… вы слыхали о Коррадо Манине, известном как Коррадино? — сказал он по-итальянски, словно не доверяя больше английскому.

— Да, он мой прямой предок. Поэтому я и приехала сюда побольше узнать о стекле.

Нора почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Она была неудачницей, несостоявшейся матерью, несостоявшейся женой, несостоявшейся авантюристкой. Ей хотелось уйти, она боялась расплакаться перед этим человеком. Но неожиданно он протянул ей руку.

— Я Аделино делла Винья. Подождите. Я хочу кое-что проверить.

Он повел ее под локоть, но не вниз по главной лестнице, а в боковую дверь, на которой было написано «Privato». Немцы смотрели с интересом, уверенные, что fraulein что-то стянула.

Нора последовала за Аделино по железной лестнице, пока запах и жар не сказали ей, что они приближаются к цеху. Аделино провел ее через тяжелую раздвигающуюся дверь. Она была горячей. Впервые Нора ощутила настоящий печной жар.