Скол почистил зубы, забрался в постель и перечитал загадочный текст. Его автор или кто-то еще из «необычных», видимо, имеет доступ к базе данных Уникомпа, и детских мыслей о выборе профессии оказалось достаточно, чтобы сделать вывод, будто Скол с ними заодно. Заодно ли? Они ненормальны, сомнений нет. А он? Он разве нормален? «Даже не представляете, как с нашей помощью все изменится». Что это значит? Какой помощью? В чем? И если он захочет встретиться, что тогда делать? Судя по всему, ждать следующей записки, какого-то знака. Тут сказано: «Не торопитесь с ответом».

Прозвенел последний звонок. Скол свернул обратно бумажку и сунул ее в корешок «Живой мудрости Уэя» на тумбочке. Выключил свет и стал думать. Мысли текли тревожные, но странные и интересные. «Хотите познакомиться с другими необычными?»

Он ничего не сказал Бобу РО. Всякий раз, возвращаясь к себе, проверял щетку, а по дороге на работу и домой, перед телевизором, в очереди в столовой или центре снабжения оглядывал товарищей в ожидании многозначительной фразы или взгляда и манящего кивка головой. Безрезультатно.

Через четыре дня он начал думать, что кто-то из больных товарищей просто пошутил или того хуже ему устроили проверку. Вдруг записку оставил сам Боб РО, чтобы поглядеть на его реакцию?

Вначале Скол заинтересовался, даже обрадовался и на что-то надеялся, толком не зная, на что. Теперь же – дни шли, а новой весточки не поступало – был разочарован и сердит.

И вот тогда-то, через неделю после первой, в зубной щетке появилась вторая записка: такая же сложенная втрое и скрученная бумажка. Опять нахлынули волнение и надежда. Скол развернул ее и прочитал:

«Если хотите встретиться и узнать подробности, приходите завтра вечером в 11:15 на Нижнюю площадь Христа между корпусами Ж16 и Ж18. Не касайтесь сканеров. Если увидите рядом товарищей, идите другой дорогой. Я буду ждать до 11:30».

Внизу, как подпись, было напечатано: «Снежинка».

Редкие прохожие, устремив взгляд перед собой, спешили по домам. Сделать крюк пришлось только раз. Скол прибавил шагу и оказался на Нижней площади Христа ровно в 11:15; пересек залитое призрачным светом белое пространство с выключенным фонтаном, в котором отражалась луна, и нашел Ж16 и темный проход, соединяющий его с Ж18.

Никого. Вдруг в тени, на расстоянии нескольких метров, он различил белый комбинезон и на нем, кажется, красный крест медработника. Подошел к товарищу, который молча стоял у стены Ж16.

– Снежинка?

– Да.

Голос женский.

– Касался сканеров?

– Нет.

– Забавное чувство, правда?

На ней была какая-то бледная тонкая, плотно прилегающая маска.

– Я так уже делал.

– Вот и молодец.

– Только однажды, и не по своей воле.

Она была старше. Насколько – он затруднялся определить.

– До нашего места идти пять минут. Нас шестеро, четыре женщины и двое мужчин – кошмарное соотношение. Надеюсь, ты его поправишь. Мы сделаем тебе предложение, и если ты его примешь, то однажды сможешь стать одним из нас; если нет, сегодняшняя встреча будет последней. В таком случае важно, чтобы ты не знал, как мы выглядим и где собираемся. – Она вытащила из кармана что-то белое. – Придется завязать тебе глаза. Отсюда и комбинезон врача – я тебя поведу и никто ничего не заподозрит.

– В такой-то час?

– Уже опробовано. Не возражаешь?

Он пожал плечами.

– Наверно, нет.

– Положи на глаза. – Она протянула два клочка ваты.

Скол приложил вату. Снежинка начала бинтовать вокруг головы и глаз; он убрал пальцы и наклонил голову, чтобы ей было удобно. Она наматывала все новые круги, частично захватывая лоб и щеки.

– Ты точно не из медцентра?

Она прыснула.

– Гарантирую.

Затем плотно прижала кончик липкого бинта, разгладила и поправила повязку, взяла его за руку и повернула в сторону площади.

– Не забудь свою маску, – сказал Скол.

Снежинка вздрогнула.

– Спасибо, что напомнил. – Она на секунду отпустила его руку, и они пошли.

В открытом пространстве их шаги изменились, стали бесшумными; ветерок, гуляющий по площади, холодил кожу ниже бинта. Рука Снежинки потянула его по диагонали налево, в противоположную от института сторону.

– Когда будем на месте, я заклею лентой твой и свой браслет. Мы стараемся по возможности не знать цифроимена друг друга. Я твое знаю – я тебя нашла, – но другие нет; для них ты просто потенциальный член. Позже, быть может, одному-двум придется сказать.

– Вы проверяете данные на всех, кого сюда переводят?

– Нет, а что?

– Разве не так ты меня «нашла» – потому что я думал о профессиях?

– Осторожно, ступенька вниз. Нет, это просто подтвердило догадку. И еще две ступеньки. Я заметила твой взгляд, взгляд товарища, который не на сто процентов в лоне Семьи. Если присоединишься к нам, научишься различать. Узнала, кто ты, а потом зашла к тебе в комнату и увидела лошадь на стене.

– Лошадь?

– Нет, «Маркс за работой»!.. Конечно, лошадь. Ты рисуешь так, как ни одному нормальному и в голову не придет. Тогда, уже после лошади, посмотрела твою биографию.

Площадь осталась позади; они шли по одной из западных аллей – К или Л, он не мог разобрать.

– А вот и нет. Лошадь нарисовал не я.

– Ты. Ты запрашивал альбомы и угольные стержни.

– Для другого товарища. Моего приятеля по академии.

– Очень интересно! Мошенничество с запросами – самый лучший признак. В любом случае рисунок нравится тебе так сильно, что ты его сохранил и вставил в рамку. Или рамку тоже сделал приятель?

– Нет, я, – улыбнулся Скол. – Ты ничего не упустила.

– Здесь направо.

– Ты наставница?

– Я? Злость!.. Нет, конечно.

– У тебя есть доступ к информации?

– Иногда.

– Работаешь в институте?

– Какой любопытный! Кстати, как нам тебя называть вместо ЛИ РМ?

– М-м… Скол.

– Скол? Нет, не первое, что на ум взбредет, а Пират, например, или Тигр. У нас есть Король, Лилия, Леопард, Тихоня и Воробейка.

– Меня так звали в детстве. Я привык.

– Ладно, хотя я бы придумала что-нибудь получше. Знаешь, где мы находимся?

– Нет.

– Отлично. Теперь налево.

Дверь, ступеньки, снова дверь, отдающий эхом зал… Они поворачивали то туда, то сюда, словно обходя произвольно расставленные предметы; поднялись по неработающему эскалатору и прошли по коридору, который изгибался вправо.