Это условие было выполнено. 13 апреля 1990 г. в день встречи М.Горбачева и В.Ярузельского в газете «Известия», без какого-либо судебного рассмотрения обстоятельств Катынского дела, появилось официальное «Заявление ТАСС о катынской трагедии» с признанием «…непосредственной ответственности за злодеяния в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных» за гибель примерно 15 тысяч польских военнослужащих. В заявлении было подчеркнуто, что катынская трагедия: « представляет одно из тяжких преступлений сталинизма» («Известия», 13 апреля 1990 г.).

В.Ярузельскому был также передан «корпус катынских документов из Особого архива», который включал список из 14.589 фамилий польских офицеров и военнопленных, содержавшихся в Козельском, Осташковском и Старобельском лагерях зимой 1939—1940 г. Польская сторона к этому времени располагала так называемым «Списком Мощиньского», состоящим из 9.888 фамилий. Многие фамилии из этого списка встречались в документах, переданных Горбачевым. В итоге поляки получили моральное право утверждать, что все 14.589 поляков являются «жертвами Катыни».

В этой связи возникает вопрос о профессионализме или научной порядочности историков, работавших с польскими списками. В документах конвойных войск НКВД, этапировавших весной 1940 г. вышеуказанных 14.589 польских военнопленных, были четко указаны разные пункты назначения: Смоленское УНКВД, Калининское УНКВД и Харьковское УНКВД. Однако Заявление ТАСС было составлено таким образом, что местом гибели всех 14,5 тысяч польских военнопленных следовало считать Катынский лес. Что это банальная ошибка в важнейшем документе или сознательная дезинформация?

Кстати, Ярузельский получил списки, якобы расстрелянных польских офицеров со странной припиской, что, хотя распоряжения, позволяющие назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии, не выявлены, но можно сделать вывод о том, что Катынь это дело рук НКВД.

Подобная трактовка событий 1989—1990 гг., обусловивших появление заявления ТАСС, является несколько упрощенной. Ситуация вокруг Катынского дела в 1987—1990 гг. была намного сложнее. К сожалению, информация об этой ситуации пока циркулирует только на уровне слухов. С абсолютной уверенностью можно утверждать лишь то, что основную роль в этом процессе сыграли два обстоятельства. Во-первых , традиционно неопределенная и непоследовательная позицию Горбачева по катынской проблеме. Во-вторых , наличие в окружения Горбачева влиятельных партийных деятелей, крайне заинтересованных в скорейшем признании советской вины за Катынь.

Польско-советское катынское противостояние, еще до заявления ТАСС, можно было бы перевести в русло конструктивного советско-польского диалога, Это Горбачеву предлагали советские историки, работавшие в совместной Комиссии по сложным историческим вопросам. Но Горбачев как всегда выжидал, надеясь, что конфликт разрешится сам собой. Он и разрешился прямым ультиматумом польской стороны . Напомним, что большинство межгосударственных конфликтов при Горбачеве заканчивались аналогично.

Не случайно после развала СССР Горбачев и в мемуарах, и в интервью избегает темы, касающейся санкционирования им опубликования вышеупомянутого заявления ТАСС от 13 апреля 1990 г. о признании вины НКВД СССР за катынское преступление. К этому времени Горбачев, как он пишет в мемуарах «Жизнь и реформы», знал только о документах из «закрытого пакета № 1». По его словам они однозначно подтверждали версию комиссии Бурденко.

Как юрист, Горбачев должен был понимать, что гипотез и рассуждений историков о вине НКВД за Катынь и упомянутого ультиматума Ярузельского, явно недостаточно для того, чтобы признать советскую вину. В крайнем случае, можно было сделать заявление ТАСС, в котором заявить, что СССР начинает новое официальное расследование катынской трагедии с привлечением польской стороны. Но этого не последовало.

Объясняют это тем, что, якобы в Заявлении ТАСС говорилось не о вине СССР, а об ответственности сталинизма, которое нельзя отождествлять с Советским Союзом. Это наивная и глупая отговорка. Значение она имела лишь для Горбачева и его окружения, которое настаивало на такой формулировке заявления. Еще раз следует подчеркнуть, что подобное развитие событий в катынском противостоянии стало возможным вследствие того, что в окружении Горбачева в то время активно действовали люди, поставившие цель свести счеты с советской властью. Для этого достаточно прочитать воспоминания бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК, а в последние годы ярого антикоммуниста, Александра Яковлева.

Особо следует подчеркнуть, что в этот «смутный» для Катынского дела период публикацию подлинных архивных документов, подтверждающих версию комиссии Бурденко, начал «военно-исторический журнал». Это была инициатива тогдашнего главного редактора журнала, генерала Виктора Ивановича Филатова. Корреспонденты «ВИЖ» провели журналистское расследование и опубликовали ряд воспоминаний важнейших свидетелей по Катынскому делу: Б.Тартаковского, Р.Свентека, Ф.Гаека и др. Материалы вызвали огромный интерес у советских читателей.

Они же вызвали негодование сотрудников польского посольства в Москве, к которым присоединился глава Советского государства Президент М.Горбачев. Он дал команду разобраться не с опубликованными в журнале свидетельствами, а с редактором «ВИЖ» Филатовым.

Что же касается жертвы Горбачева в плане признания вины за Катынь, то она оказалась напрасной, как, впрочем, все, что он делал. Отношения с Польшей не улучшились. Наоборот, польское руководство получило прекрасную возможность усилить давление на СССР. Польша, имеющая перед СССР и Россией большие прегрешения, всегда занимала в исторических спорах активную наступательную позицию, которая обеспечивала ей преимущество в польско-советских, а впоследствии – польско-российских отношениях.

Наиболее объективно поведение польской стороны было изложено в записке (№ 06/2—223 от 29 мая 1990 г.) членов Политбюро ЦК КПСС А.Яковлева и Э.Шеварнадзе: « О наших шагах в связи с польскими требованиями к Советскому Союзу» (см. раздел Приложения).

В записке говорилось: «Польская сторона, освоившая за эти годы методику давления на нас по неудобным вопросам, выдвигает сейчас группу новых требований, нередко вздорных, и в совокупности неприемлемых. Министр иностранных дел К.Скубишевский в октябре 1989 г. поставил вопрос о возмещении Советским Союзом материального ущерба гражданам польского происхождения, пострадавшим от сталинских репрессий и проживающим в настоящее время на территории Польши (по польским оценкам – 200—250 тыс. человек).

…Цель этих требований раскрыта в польской прессе – списать таким способом задолженность Польши Советскому Союзу (5,3 млрд. руб.)».

Далее в записке А.Яковлев и Э.Шеварнадзе предлагали выдвижение встречных исков к Польше. Политбюро ЦК КПСС 4 июня 1990 г. согласилось с этими предложениями, но иски так и не были предъявлены, а польский долг СССР в 1992 г. бесследно исчез.

Следует подчеркнуть, что Горбачев дал указание признать вину сталинского руководства «за злодеяния в Катынском лесу» в самом начале официального расследования обстоятельств гибели польских офицеров, при отсутствии каких-либо выводов о виновниках преступления. Соответственно, юридических оснований в апреле 1990 г. для признания советской вины за катынский расстрел не было . Решение по Катыни Горбачев принял чисто из политических соображений. Но в дальнейшем это предопределило заданную направленность в работе советских прокуроров.