Хорошо, если б жили здесь доверчивые кроманьонцы! Приносили бы ему сочные фрукты, ароматные окорока и приводили самых красивых девушек. И дрова бы приносили сухие. Дрова – в печку, а девушек – кормить эскимо, водить в кино, а потом провожать домой к папе и маме. Больше они ни на что не годятся, нежные и доверчивые существа. Наверное, он бредит.

* * *

Выкарабкивался Мишка долго. Насморк и кашель, гармонично дополняя друг друга, наполняли жизнь звуками и действиями, без которых он отлично бы обходился. Пожелтела и стала опадать листва. Тепло ушло. Нет, холода еще не наступили, но теперь приходилось очень энергично двигаться и много есть. Несколько больших котлов, наполненных красной икрой, сильно ему в этом помогали. Сохранить ее он не надеялся, так что посолил умеренно, как говорится, по вкусу. И ел, сколько влезет.

Ход рыбы в реке прекратился. Мотаться на Золотой ручей за самородками было боязно, – вода уже была слишком холодной для медленно выздоравливающего Мишки. И вообще ни за что новое браться не хотелось. Заготавливал дрова, укладывая их под навесом, в холодных сенях и даже в теплой землянке. Частые дождики загоняли его под крышу, и тогда он строил топчан, стол, лавки и стеллажи, оборудуя жилище. Топор-то у него теперь новый. Отковал он зубило размером с кисть руки и так же, как и первое, что из арматурины, закрепил бандажами, стянув в обхват две хорошо приструганных палки.

Аналогичного размера брусок таким же способом приспособил в качестве молота. А главное, «пинцет» у него теперь был железный. Не весь, только там, где хватался им за горячий металл, однако этого достаточно, чтобы после каждого сеанса работы у горна не образовывалось кучи дров из обуглившегося инструмента.

Тонкие лепешки монолитного железа весом с полкилограмма, которые он выплавил в своей чудо-печи, сильно отличались друг от друга твердостью. Они идеально повторяли форму донной части тигля, что наводило на мысль об отливке. Стоит сделать подходящей формы углубление – и получишь отливку. А то с приданием формы металлическим изделиям прогресс идет медленно. Ножики и наконечники стрел, в сущности пластины, получаются пусть неказистые, неровные, но функцию свою исполняют. А вот, скажем, дырку пробить в молотке он даже не пробовал. Чувствует, что не получится это у него, только зубило загубит.

Нет, неспроста кузнечное дело всегда считалось сложным. Есть тут секреты, которые он разгадает позднее. Например, почему столько металла уходит в окалину при ковке? Арматурины не так горели при нагреве. И изделия из них меньше ржавеют. Да и служат они дольше. Не иначе, примесь какая-то его железо портит.

* * *

Из четырнадцати установленных ульев заселены только шесть. Все их он не проверял уже больше двух недель. И не будет. Насекомым зимой чего-то кушать потребуется, а его дело – укрыть их домики от холодов. Керамика – не самый лучший теплоизолятор. Так что нахлобучил на эти сооружения связки сухой травы, щитами, плетенными из прутьев, придавил, только в районе летка оставил проход. Начинается зимовка. У него, кстати, тоже. Над кузницей соорудил навес со стенками – сплошные плетни. Все это укрыл дерном, положенным поверх коры. Некогда ему сейчас с нормальной стройкой затеиваться, все на скорую руку. Чтобы зимой можно было работать.

Что обидно – простуда никак не проходила. Кашель и насморк не прекратились. Просто он как-то стерпелся с ними. Научился преодолевать себя и правильно рассчитывать силы между приступами слабости, что периодически накатывала.

Гончарный круг у него, так же как и горн с наковальней, нетранспортабелен. Поэтому участок под навесом, где он установлен, огородил плетнем на манер закутка, так чтобы здесь помещалась пара тазиков для замешивания глины и большой горшок, в котором намеревался разводить огонь, чтобы было тепло. Стенки обмазал.

Позанимался благоустройством. Битые и растрескавшиеся горшки доколотил, а черепками вымостил дорожки. Трубу обжиговой печи закрыл «шляпой» из травы, все деревяшки затащил под навес, нечего им мокнуть. Стало опрятно.

Морковку убрал, сложил в яму с песком. К осени корнеплоды в толщине сравнялись с мизинцем и чуть порозовели. Мягче или вкуснее, впрочем, они от этого не стали, да и было их от силы пара килограммов. Он ведь их поштучно притаскивал вместе с комом земли, а сколько потом на кроликов извел! Впрочем, два растения дали семена. Собрал, ясное дело, и упаковал в кулечки, свернутые из тех бумажек, что прихватил из мусорной кучи. Если весной посадит да каждое взойдет – будет у него тут морковный беспредел и паломничество носителей кроличьих шкурок.

* * *

Выполняя мероприятия по вхождению в зиму, Мишка не уставал анализировать упущения, совершенные им с момента попадания сюда. Вот, скажем, нашел он волокнистые травы. Чего, спрашивается, не сделал запаса? Натрепал бы, начесал, мог бы нитки прясть, бечевки крутить да сети вязать.

Или если бы заранее запас да насушил хороших жердей, и надрал коры с крепких деревьев, и собрал живицы, мастерил бы в холода челнок. Спокойно прошла бы зима, в добрых делах. Или тех же самородков мог запасти как следует, а не позаботился. Осталось их у него от силы на полтора десятка плавок. А без нормальной теплой, хоть бы и демисезонной одежды далеко от дома в такую погоду отлучаться можно, только если это вопрос жизни и смерти. Особенно в его болезненном состоянии.

И грязной соли мало принес, и никаких зерновых культур не обнаружил, и овощей толковых не нашел. Ни картошки, ни подсолнечника, ни кукурузы. Может быть, он и не в Америке вовсе? Тут дикобразы должны на каждом шагу встречаться, а он только одну свинью заметил краем глаза, что подбирает рыбьи хвосты и кости, когда он не видит. Вернее, когда она его не видит. А он ее нарочно прикармливает и волнуется, если свинка долго не заглядывает. У него на эту животину вполне определенные виды. На тот период, когда припасы подойдут к концу. И остается только пожалеть о том, что не позаботился он припасти для гостьи дорогой дубовых желудей. Было их нынче видимо-невидимо. Пару корзин мог притащить. Собирать-то эти плоды необременительно.

* * *

У Мишки сейчас кузнечный период. Ножей наковал. Плоские полоски, заостренные с одной стороны и сплющенные с другой. Место, где он кует, гранитный валун, уже заметно выщерблено его ударами. Надо подумать о стальной наковальне. Но для ее изготовления потребуется все имеющееся железо и все припасенные слитки.

А ему нужны нормальная стамеска, железка для рубанка, наконечник для копья, несколько длинных гвоздей, буравчики. Крайне необходимы тиски.

Это что за птица кричит? Не слышал он в этих местах такого голоса. Наверное, зимовать сюда прилетела.

Это была не птица. В нескольких шагах от входа в кузницу стоял мужчина. Одет в шкуры, да так ладно, что от одного взгляда на него становится тепло. Коренастая фигура, средний рост, на лице выделяются могучие надбровные дуги, лоб низкий. Кажется, знаменитая герасимовская реконструкция черепа неандертальца выглядит точно так же. Мужчина что-то говорит.