Счастливо улыбнувшись, он закрыл глаза и приготовился спать дальше, как вдруг в голове, сама собой, вспомнилась история знакомства со Светланой...

... Суточное дежурство проходило весело и с задоринкой. Три квартирные кражи, угон, два грабежа, крайне мутное изнасилование, откровенно воняющее шурыгинщиной (удалось разрулить без заявления), несколько краж из автомобилей. И это в промежуток с восьми утра до трёх часов дня! Самое веселье начнётся позже, после пяти, когда народ с работы пойдёт.

Оперуполномоченный Иванов заполнял случайно образовавшийся «тихий час» текущей писаниной, опытно, почти не задумываясь, подготавливая материалы либо для передачи в следствие, либо на отказной.

В дверь уверенно постучались.

— Войдите!

В кабинет вошла немолодая женщина воистину великанских габаритов. Ростом метра под два, в ширину не менее полутора. При этом одета дама была весьма дорого и со вкусом, что редкость среди тёток такой комплекции. Только грязная. В руках она держала два здоровенных пакета с каким-то тряпьём.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась дама. — Меня к вам дежурный направил. Заявление написать, — непонятно зачем уточнила она. Как будто к дежурному оперу ходят и по другим поводам.

— Проходите, присаживайтесь, — Иванов рукой указал на стул для посетителей. — Что случилось?

Женщина села, поставила пакеты рядом с собой и, неожиданно зардевшись, ответила.

— Меня полчаса назад пытались изнасиловать и ограбить.

У Серёги отвисла челюсть. Нет, не из-за пошлых мыслей по поводу её размеров, а по поводу самого факта случившегося. В голове опера ураганом пронеслись мысли о взбучке от начальства, если он примет такое заявление и испортит показатели отделу, о долгом и скучном оформлении бумаг с неприятными подробностями, об ушате человеческого горя, готового вылиться на него. Опыт говорил: от такой тёти не отмахнёшься и байками не отделаешься. Да и не хотелось, если честно. Это же не ПТУшница после вписки протрезвевшая, с претензией на деньги. Тут по-честному нужно.

Придвинув к себе чистый лист и ручку, Иванов со вздохом предложил:

— Давайте вы мне пока без бумаги расскажете о происшедшем, чтобы картина случившегося мне максимально чёткой представилась, а протоколы потом. Итак, как мне к вам обращаться?

— Светлана Васильевна Неманежина. Я домой шла, через парк. Сегодня пораньше с работы отпросилась, дети приезжают... И когда проходила у забора, ну, там ещё тропинка есть удобная, чтобы к проспекту выйти, — Серёга кивнул. Он знал это место. Глухое, замусоренное шприцами и пустыми бутылками, но крайне популярное среди любителей сделать путь покороче, а не пойти как все нормальные люди — по аллеям. — Вот, — продолжила она. — И когда шла — на меня детишки набросились скопом. Повалили, сумку из рук вырывают, а один и орёт: «А давайте эту тётку вые...»!

— Я понял, — перебил опер. — Расскажите о детях подробнее. Сколько, возраст, особые приметы, ну и прочее, что вам покажется важным. Упоминайте любую мелочь, даже, на первый взгляд, несущественную.

— Ой, да что там рассказывать... Шестеро их было, лет двенадцати или тринадцати. Они меня как к земле прижали, так курточки поскидывали, штанишки вниз тянут, суетятся, за юбку дёргают, а мне и смешно! «Вот, — думаю, — и дожилась ты, бабка, до изнасилования. Значит, не совсем старуха». Дети, — она с жаром всплеснула руками. — Чисто дети, как внуки мои. Один только гнусный. Длинный, прыщавый, худой, как глист. Ножичком размахивал, запугать хотел. Он у них самый старший, похоже, белобрысенький этот.

-Ну какая вы бабка, Светлана Васильевна, — подольстился опер. — Бабки — они на скамеечке у подъезда сидят, семечки лузгают, если есть чем. А вы на них ни капли не похожи.

Такая неприкрытая лесть пришлась женщине по вкусу. Она засмущалась и даже сделала попытку пригладить на себе помятую одежду. На пол посыпался разнообразный растительный мусор: сухие травинки, земля, пара мелких веточек. Это смутило её ещё больше, однако Иванов такую мелочь уже не замечал, сконцентрировавшись на услышанном.

— Белобрысенький? Худой? В прыщах? — уцепился он за последние слова потерпевшей.

— Да. Вы его знаете?

— Нет, — соврал Сергей.

Он знал этого козлёныша. Виталик Смешко — начинающий преступник, типичный продукт жизнедеятельности доморощенных правозащитников и активистов-любителей.

Жил гадёныш в местном детдоме и в свои неполные четырнадцать лет успел прославиться знатно. Мелкие кражи, грабежи, отжим денег у младшекласников в окрестных школах, АУЕ во всей своей идиотской красе. Теперь вот и попытка изнасилования.

Что с ним делать — не знал никто. Привлечь по закону — нереально. Запугивать карательными органами — да плевать он на них хотел. Спецшкола для трудных подростков — опять мимо.

Виталик имел приличный актёрский талант, чем крайне активно пользовался. В случае очередных неприятностей с органами правопорядка он умело плакал, клялся, устраивал истерики и имитировал эпилептические припадки. Пока неумело, но с каждым разом всё лучше и лучше. А ещё он писал «добрым дяденькам и тётенькам» из различных правозащитных фондов о том, как его все обижают, белого и пушистого. Хорошо писал, много.

Обращения Смешко имели определённый успех среди желающих попиариться в прессе над угнетением «деточки» и в очередной раз облить грязью руководство детдома.

В общем, с ним попросту никто не хотел связываться. Воспитатели и педагоги старались общаться со Виталиком по принципу «не тронь пока не пахнет»; соответствующие службы, призванные законом работать с несовершеннолетними, поступали так же. Все ждали, когда ему стукнет четырнадцать и он наконец-то сядет в нормальную тюрьму, а за что — за Виталиком не заржавеет.

И теперь этот ублюдок, ошалев от безнаказанности, по всей видимости собрал банду таких же малолетних утырков и перешёл на откровенный гоп-стоп с отягчающими. Вышел, так сказать, на новый уровень.

Но ничего этого Иванов рассказывать не стал, лишь обречённо вздохнул.

— Давайте дальше. Что случилось потом?

— Да ничего. Я их с себя стряхнула, ногой топнула, одного даже по жопе успела приложить. Они и разбежались. Куда им, маленьким, против меня. Я в молодости на стройке прорабом работала, научена мужиков гонять.

— А белобрысый?

— Матерился, поганец, прыгал вокруг, пока я его сумкой не навернула. Рот бы ему с мылом вымыть за такие слова.

«Хорошо, что пырнуть ножичком смелости у Виталика не хватило, но это пока. Следующему терпиле может так и не повезти» — подумал опер, а вслух спросил:

— Ясно. Разбежались мелкие. Что дальше было?

— Ничего. К вам пошла. Надо же сообщить.

— Надо, — уныло согласился Серёга. — Давайте заявление писать. Паспорт с собой?

— Зачем? — искренне удивилась Неманежина. — Ничего же толком не случилось. Я цела, сумочка с деньгами на месте, вещи постираю. Да и домой мне надо, к приезду своих готовиться...