Голос его звучал убедительно. Тщедушный Элеазар был ниже ростом и слабее Тувии, однако вцепился в руку брата мертвой хваткой.

– Не мешай мне, глупец. И не хватай за руки. Я тебя однажды уже предупреждал. Помнишь? – со злостью процедил сквозь зубы Тувия. Метнув на брата негодующий взгляд, он решительно высвободил руку.

– А с тобой мы еще поговорим… только уже без свидетелей… – угрожающе буркнул он, переведя взгляд на Симона.

– Согласен. Но предупреждаю: я не позволю тебе зарезать себя, как жертвенного барана, – твердо произнес Симон, и в его глазах полыхнул ответный сердитый огонь. Его лицо исказилось от ярости.

Несколько напряженных мгновений юноши пожирали друг от друга горящими как угли глазами. Однако присущее им благоразумие вскоре охладило их головы, и они оба почти одновременно бросили кинжалы на землю. Разойдясь в разные стороны, они уселись на траву и с демонстративно-небрежным видом отвернулись друг от друга.

Первым прервал молчание Симон.

– Выслушайте меня, братья! И не спешите судить! – выдавил он через силу. – Клянусь, что на вашем месте я поступил бы точно так же, если бы заподозрил вас в измене. Но клянусь своей жизнью и честью, которую у меня никто не отнимет, что я никогда не нарушал нашей клятвы! Что же касается моих взглядов…

Он задумался, потом решительно продолжил:

– С недавних пор мне стало невыносимо убивать людей.

В голосе Симона прозвучало страдание, а лицо исказилось от отвращения.

– Почему? Ты ведь так много сделал для нас? – удивленно воскликнул Тувия. Он был поражен болью и искренностью слов Симона.

Тот грустно вздохнул.

– Я не отказываюсь от наших целей. Но я не согласен с методами. Не знаю, поймешь ли ты… Когда-то я сделал осознанный выбор, решив посвятить жизнь борьбе за чистоту закона и за свободу нашего народа от римских тиранов и их прислужников. Каким же наивным я был! Я думал, что, отнимая жизнь у виновных, научу остальных не совершать ошибок и соблюдать закон. Но я жестоко ошибался! Своей беспощадностью мы вызываем у народа ненависть и страх, а неоправданной жестокостью уподобляемся палачам. Мы даже хуже их! Потому что палачи безропотно исполняют приказы правителя, мы же убиваем соплеменников по доброй воле. Мы не должны так больше поступать, – с горечью заключил Симон.

Сепфорийские зелоты в изумлении смотрели на него. Тувия не верил своим ушам. Подобную крамолу провозглашает человек, руки которого у самого по локоть обагрены кровью?!

– Ты безумец! Понимаешь ли ты, что, несмотря на твои заслуги перед обществом, за подобные убеждения и высказывания мы должны немедленно предать тебя смерти? – ошеломленно проговорил он.

Ему неожиданно стало жаль смелого юношу-рыбака, не побоявшегося открыто признаться в своих сомнениях. Несмотря на свойственные ему хитрость и недоверчивость, Тувия мог быть объективным и различал, где правда, а где ложь. И, глядя в горящие глаза Симона, он готов был поклясться: тот не лжет. Жаль, что он будет заколот своими же товарищами. А все потому, что не умеет держать язык за зубами и слишком искренен, доверчив… Тут он вспомнил о своем хитром брате и метнул на того вопросительный взгляд. Заметив, что глаза Элеазара загорелись в предвкушении триумфа, который ожидает, когда он доложит на собрании старейшин о возможном предательстве Симона, Тувия предостерегающе покачал головой.

– Предположим, ты говоришь правду, – обернулся он к Симону. – Тогда признайся, ты друг нам или враг?

– Друг! Я дал нерушимую клятву. Лишь смерть прервет ее, – твердо произнес Симон и доверчиво посмотрел на Тувию. Он был удручен, но взгляд его оставался прямым и открытым. Тувия в ответ пожал плечами и вздохнул.

– Ну хорошо. Однако хочу предупредить: все сказанное здесь подлежит обсуждению на собрании старейшин. По уставу я обязан им доложить. – В голосе Тувии сквозило участие.

– Поступай как положено, – спокойно ответил Симон. Однажды связав себя с секариями кровавой клятвой, он уже давно был готов к смерти.

– Возможно, ты и правда не враг, а всего лишь глупец и мечтатель… – задумчиво пробормотал Тувия.

С этими словами он прилег на траву, закинул руки за голову и стал любоваться медленно проплывающими в безмятежной синеве облаками. Их вид успокаивал и отвлекал от тревожных мыслей. Сепфорийцу были непонятны и казались дикостью искренность и смелость Симона – сам он был не таким. Стремясь достичь высокого положения в обществе зелотов и возглавить восстание, он тщательно скрывал от товарищей свои истинные мысли и подстраивался под окружающие обстоятельства.

Довольно долго на поляне царило полное молчание, нарушаемое только разговорами людей в отдалении и всплесками от играющей в реке рыбы. Наконец Симону надоело сидеть в тишине.

– Я рад, что между нами все улажено. Давайте поговорим о деле, ради которого мы пришли сюда, – решил он сменить тему разговора. – Ты не сказал мне, что хочешь услышать от Иоанна?

– Я хочу привлечь его на нашу сторону, – охотно пояснил Тувия. – Если мы не сделаем этого сейчас, то совершим ужасную ошибку. Сила воздействия его слов на людей огромна. Но ею могут воспользоваться другие! Например, эти… или вон те…

Он кивнул в сторону сидящих у воды фарисеев и ессеев.

– Фарисеи – нет. Ессеи – да! – убежденно произнес Симон. – Я слышал речь Иоанна на базарной площади и речи ессеев. Иоанн призывает людей к покаянию и очищению от грехов. Ессеи даже под пытками не отрекутся от Моисея и призывают к тому же – смирению и раскаянию.

– Вот именно! Но в этих призывах кроется основное зло. Убежден, что они демонстрируют слабость народного духа перед вызовом римских тиранов. Когда человек смиряется со злом, он невольно становится рабом. Своими лозунгами о благодушии, терпении и смирении ессеи отвлекают иудеев от борьбы и поощряют их и дальше быть пассивным перед насилием. Чтобы наш народ понял, что с этим нельзя мириться, и воспылал жаждой мести, нам нужен такой человек, который бы денно и нощно объяснял, что только поднявшись с колен можно добиться цели и соблюсти чистоту наших законов. У этого проповедника есть дар убеждения, в его речах звучит истина, а самое главное – он оказывает неодолимое влияние на людей. Он мог бы стать нашим глашатаем и помочь в исполнении планов… – Тувия не договорил и задумчиво посмотрел вперед.

В этот момент послышались громкие возгласы удивления и радости. Многочисленная толпа у подножия холма расступилась. Наверху показался высокий и худой человек, одетый в верблюжью шкуру, подпоясанную потертым кожаным ремнем. Это был Иоанн. Он быстро шел, опираясь на посох. Спустившись, он ласково поздоровался, внимательно оглядел собравшихся людей и заговорил. Его глубокий звучный голос сразу привлек к нему внимание. Люди подходили ближе, боясь пропустить даже слово. Они окружили крестителя плотным кольцом и не отрывали глаз от его одухотворенного лица.

Зелоты встали позади и стали слушать, о чем говорит креститель. Симону почему-то пришло на ум, что Иоанн подобен солнцу, а стоящие вокруг люди, словно цветы, повернулись к нему своими бутонами и впитывают его живительное тепло. Святые слова и поучения Иоанна завораживали своей искренностью и простотой, были понятны и глубоки. А во взгляде таился свет его чистой и ясной души.