– Но он парень, вообще-то, крепкий…

– Марат Рафаилович, – Каретников болезненно сморщился, помотал головой, – они там знаешь что с пленными вытворяют? Камни плачут… Я вот что думаю, Марат, – Каретников наклонился ближе к комбригу, доверительно положил ему руку на колено, – обкакались мы с тобой немножко. Прилетает бригада из Москвы, будет расследование. Нам с тобой надо сейчас в одну дуду…

– Как это? – Комбриг напряженно взглянул на генштабиста.

– Будем говорить, что Иконников сам настоял на этой поездке, взял все на себя…

– Но ведь он сам возражал против такой поездки.

– Марат, пойми ты, – Каретников перешел почти на шепот, – мертвых уже не вернуть, а нам с тобой эту лямку еще тянуть и тянуть. Сколько у тебя выслуги?

– Двадцать.

– Ну вот! – убежденно воскликнул Каретников. – До четвертака-то надо добрать. Так что давай так и будем говорить: инициатор и организатор этой поездки – Иконников. В конце концов, это не мой подчиненный и не твой. Так ведь?

– Ну да.

– А там, – Каретников многозначительно поднял указательный палец в потолок, – в таких ситуациях голову откручивают быстро. В секунду! Да ты сам это знаешь.

Комбриг кивнул головой, растерянно посмотрел на московского куратора.

– Ну, давай, хряпнем еще по граммульке, – Каретников быстро налил, – будем, – чокнулся своей стопкой со стопкой комбрига.

В ночной темноте по дороге осторожно шел человек. Он дошел до перекрестка дорог, остановился, фонариком подсветил лист бумаги со схемой местности. Выбрал направление, углубился в финиковую рощу, отсчитывая шаги. Вскоре он дошел до большого камня, величиной с письменный стол. Снова остановился, оглянулся, прислушался. Тишина, ни единого шороха.

Человек подошел к камню, стал копать землю под ним. Вскоре штык лопаты звякнул обо что-то металлическое. Человек откинул лопату, руками стал разгребать землю. Вытащил из тайника металлический ящик величиной с большой дипломат. Открыл его, стал перекладывать пачки долларов в дорожную сумку.

Закончив, встал с земли, еще раз оглянулся и прислушался. Ничего подозрительного. Вспотевший и изрядно вывозившийся в земле, он был очень доволен: «Ну вот, так-то будет лучше. Мне они пригодятся. А тебе больше не нужны».

Он проснулся на рассвете. Свет проникал через щели сарая. Было темно и холодно. Встал, похлопал себя по плечам, пояснице, сделал несколько гимнастических упражнений. Тело снова приобрело нужную гибкость.

На земле стоял кувшин с водой, на пластмассовой тарелке лежало несколько рисовых лепешек. «Эшафот отменяется», – сделал вывод Максим.

Ну что ж, тогда не мешает подкрепиться. Сел за скромную трапезу. Во время еды стал размышлять. Мысли были нерадостные. «Значит, меня хотят как-то использовать. Как? Если выжать из меня информацию по дислокации наших частей и планам командования, то допрос с пристрастием мне учинили бы сразу. Нет, здесь что-то другое. Стоп! Саиф сказал этому толстому… Как его? Салех. Он ему сказал что-то о записи. Так, так… Кто-то из них произнес: «Мы его обработаем, а потом запишем». Знакомые штучки: заставят меня говорить то, что они прикажут, а потом выложат эту запись в Интернете. Ну да, такие методы сейчас в моде…»

На допрос к Саифу его вызвали во второй половине дня. Хотя по форме, эта встреча мало походила на допрос. Саиф сидел на богатом персидском ковре под черным знаменем «Аль-Каиды». Кроме него в комнате находился смуглый пуштун с черными как смоль волосами и пронзительным взглядом. Поза внешне спокойная, но напряженная. Во время разговора он все время молчал, изредка бросая на пленника подозрительные взгляды. «Телохранитель», – понял Максим.

Саиф сидел в позе лотоса, говорил тихо и размеренно. Интонация внешне нейтральная: ни угроз, ни злобы – скорее, подчеркнутое равнодушие к пленнику. Глаза полуприкрыты, на собеседника не смотрит.

– Как тебя звать?

– Максимус. – Максим зачем-то назвался своим оперативным псевдонимом, который использовался для связи с коллегами по незащищенным каналам.

– Я понял: ты либо инструктор, либо военный советник.

– Вы правильно поняли.

– Ты хорошо говоришь на арабском языке. Где изучал?

– В институте, а потом приходилось общаться с вашими соплеменниками.

Саиф покачал головой, впервые посмотрел на пленника. Взгляд серых глаз – холодный и давящий.

– Какими видами рукопашного боя владеешь?

– Кун-фу, тэквондо, дзюдо, свиль…

– Свиль? – Саиф удивленно посмотрел на Максима.

– Да. Это старинное русское боевое искусство, использовалось на Руси еще во времена монголо-татарского ига…

– Можешь сейчас продемонстрировать?

– Могу.

– Хасан! – Саиф посмотрел на своего телохранителя.

Тот вышел и стал в классическую каратистскую стойку против Максима. Максим поставил ноги на ширину плеч, слегка согнул их в коленях, попружинил, словно проверяя какие-то внутренние рессоры, затем вдруг стал подпрыгивать: влево, вправо, вперед, назад. Внешне это походило на прыжки на батуте и выглядело забавно. Остановился в полутора метрах от Хасана, встал перед ним спокойно в совершенно небоевой стойке и добродушно посмотрел ему в глаза.

Пуштун сделал резкий выпад и правой ногой боковым крюком нанес удар по корпусу противника. Максим слегка отскочил назад, удар прошел мимо. Он встал опять в ту же расслабляющую стойку. Через секунду Хасан другой ногой «выстрелил» в голову Максима. Тот даже не отпрыгнул, а только, не сходя с места, слегка откинул корпус назад. Нога Хасана просвистела в паре сантиметров от подбородка Максима. Пуштун остановился, недоуменно посмотрел на своего противника. Вдруг Максим подпрыгнул вперед на высоту выше метра. Двойной удар ногами пришелся в голову и грудь телохранителя. Тот упал навзничь, широко раскинув руки. Лежал и не двигался. Максим подошел к противнику. Пуштун был без сознания.

– Я не хотел его так. – Максим как будто даже расстроился.

Лицо главаря было каменным. Максим приподнял поверженного противника, привалил его к стене, стал хлопать по щекам.

– Он скоро отойдет, – виновато посмотрел на Саифа.

– Оставь его, – резко и недовольно приказал Саиф, – сядь напротив меня.

Максим подошел к краю ковра, сел, подогнув под себя ноги.

Несколько секунд Саиф смотрел на него давящим взглядом.

– По законам шариата мы должны тебя убить, – задумчиво произнес Саиф.

– А если законы шариата не распространяются на таких, как я?

– Эти законы скоро будут распространяться на весь мир, – с невозмутимым убеждением заявил Саиф. – Но в моей власти сохранить тебе жизнь.

– Саиф, я не буду воевать против своей Родины.