Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый, с разбитым носом, отойдя от шока, зарычал: «Резать шайтана!» Выхватил нож и пошел на Максима. «Ну, вот и все», – подумал Максим. Тем не менее он встал в боевую стойку, насколько это позволяли связанные за спиной руки. Глаза бандита злобно сверкали, лезвие ножа зловеще блестело при солнечном свете.
– Стоять! – раздался резкий голос Саифа, вышедшего из дома.
– Саиф, он ударил моих друзей. – Боевик показал на лежащих на земле бандитов.
– Это что же, один связанный разбросал вас троих?
– Да это шайтан, Саиф!
Главарь подошел к Максиму, с интересом посмотрел на него. В его взгляде читалось неприкрытое удивление.
– Хафез, – позвал Саиф одного из людей у БТРа, – отведи его в сарай, развяжи руки. Дай воды и еды.
– Саиф, – возмущенно завопил бандит с разбитым носом, – он поднял на нас руку!
– Он не мог поднять на вас руку – они у него связаны.
Через минуту Максим сидел в сарае для скота. На земле была солома и навозные кучи осла или верблюда. Хафез дал ему бутылку минеральной воды, которую пленник тут же с жадностью выпил. Упал на солому и провалился в сон.
Каретников ходил по кабинету с видом гроссмейстера, анализирующего сложную шахматную партию. Брови нахмурены, губы сжаты, взгляд устремлен в даль. Мысли тоже формулировались в шахматных терминах.
«Значит, так, будем рассуждать трезво, – размышлял генштабист. – Это только шах, ничего страшного. Потеряны фигуры. Не мелкие. Но, во-первых, потеряны не на моем поле, а на поле противника. Во-вторых, фигуры чужие. Я их туда не посылал, ехали они не по моему заданию. Отсюда вывод: прямой ответственности я не несу. Здесь я чист как слеза ребенка. Теперь самый скользкий момент…»
Каретников взял со стола рапорт комбрига. В который раз пробежался по тексту документа. Он пишет, что на месте засады обнаружены трупы девяти бойцов сопровождения и четырех журналистов, личности которых устанавливаются. Не хватает двоих: немецкой журналистки и еще кого-то. Кого?
Полковник схватился за телефонную трубку:
– Марат Рафаилович, ну что там с опознанием трупов?
– Все опознаны, товарищ полковник, это журналисты. Не опознан один, обгорел сильно. Но в кармане брюк обнаружено удостоверение корреспондента «Красной звезды». Так что, можно считать, опознание закончено.
– Так, это значит, не хватает немки и…
– …Иконникова, – озвучил комбриг недоговоренную версию генштабиста.
Каретников на несколько секунд застыл, затем, сощурив взгляд, тихо, словно боялся, что кто-то третий может его услышать, произнес:
– Марат Рафаилович, ты… загляни ко мне…
– Когда, товарищ полковник?
– В течение часа сможешь?
– Да, сейчас закончу инструктаж наряда и заеду.
Каретников в раздумье, не глядя на аппарат, положил трубку точно на базу. Значит, все-таки Иконников. Куда он пропал? Взяли в плен? Зачем? Разведчик ГРУ попал в руки ИГИЛ или Джебхада. Да уж!
В дверь постучали:
– Разрешите?
На пороге стоял начальник шифротдела, подтянутый капитан с непроницаемым, словно маска, лицом.
– Да. Что там у вас? – резко спросил Каретников.
– ГРУ. Генерал Плешкунов.
– Давай.
Каретников прочитал короткий текст шифротелеграммы, в которой начальник разведоргана просил сообщить об обстоятельствах происшествия и, особо, о судьбе подполковника Иконникова.
– Давай, распишусь. – Каретников расписался в журнале входящих шифротелеграмм.
– Ответ будете посылать? – ровным голосом спросил капитан.
– Да. Бланк есть?
– Конечно.
Каретников сел за стол, быстро заполнил «шапку» телеграммы: должность, звание, Ф. И. О. адресата. Задумался. Так, здесь сейчас надо очень аккуратно: каждая запятая будет под микроскопом.
Ответ генштабиста звучал лаконично: «По данным предварительного расследования зпт на колонну с группой журналистов напали неизвестные тчк Журналисты зпт четыре российских гражданина зпт погибли тчк Трупы Иконникова и немецкой журналистки на месте происшествия не обнаружены тчк Расследование продолжается тчк Результаты будут сообщены вам дополнительно тчк»
Должность, звание, Ф. И. О. отправителя.
– Посылай! – буркнул Каретников, пододвинув бланк шифротелеграммы в сторону капитана. Тот кивнул и вышел.
Каретников встал из-за стола, снова стал ходить по кабинету. «М-да, ситуация поганая. – Генштабист втянул в легкие воздух, задержал дыхание, затем, надув щеки, с шумом выдохнул. – Надо бы подстраховаться. Сделать серию необходимых ходов. Как это называется в шахматах? Цугцванг… Точно, цугцванг! Обвинять никого не надо. Это будет бросаться в глаза. Надо только осторожно, очень аккуратно перевести тень подозрений с себя на стрелочника. А он у нас есть! Все правильно. Сейчас и начну. С комбрига. Его надо слегка обработать. В конце концов, хозяин положения я, и я еще могу контролировать процесс и направлять расследование в нужное мне русло».
Короткий стук в дверь:
– Разрешите, товарищ полковник?
На пороге комбриг.
– Марат Рафаилович, ну, ты уж не опускайся до такого солдафонства! – Каретников укоризненно покачал головой, улыбнулся. – Мы все-таки с тобой одного звания…
– Звание одно, только звезды разные. – Комбриг плотно прикрыл за собой дверь.
– А знаешь, где самые демократичные звезды? – генштабист хитро подмигнул комбригу.
– На небе, наверное, – неуверенно предположил комбриг.
– Нет, не угадал. На бутылочной этикетке. Присаживайся, дорогой. – Каретников достал из стола бутылку коньяка, две стопки, быстро, со скорбным лицом, наполнил их до краев:
– Давай-ка помянем ребят.
Комбриг встал. Полковники посмотрели друг другу в глаза. Каретников кивнул, молча выпили.
– Лучшее отделение у меня было, – тяжело вздохнув, сообщил Мухаметдинов. – Сейчас комплектую группу сопровождения для груза двести, не могу собрать. Все отказываются.
– Да-а, – задумчиво покачал головой Каретников, – жаль мужиков. Иконникова жаль. Хороший был разведчик. Правда, горячий, самоуверенный…
– Ну, я бы так не сказал.
– Я-то ведь его лучше знаю. Ведь отговаривал его: «Поезжайте в Хмеймим в четверг. Будет вертолетное сопровождение. А он: «Нет, поедем в среду, обещал друзьям-журналистам…»
– Да? – Комбриг недоверчиво посмотрел на генштабиста. – Я этого не знал.
– Эх, дорогой Марат Рафаилович, ты еще многого не знаешь. И где он сейчас? – Каретников пристально посмотрел в глаза комбрига. Тот неопределенно дернул плечами. – Неужели плен? Представить страшно, что они там с ним сделают.