Я понял, что эти крестьяне, собранные со всей страны, нужны лишь для одной цели — напугать врага своей численностью. Их предназначение — стать барьером, разделяющим врага и царских воинов: рука врага ослабеет, поражая этих несчастных, прежде чем поднимется на закаленного тренировками, хорошо обученного воина. Что до моих чувств, то я разрывался между желанием последовать за рекрутером, которого звали Иуфни, в лагерь, чтоб разузнать побольше о намерениях номарха, и страхом наткнуться там на Небкауре. Я не сомневался: слухи о моем переходе в стан гиксосов и обретенном высоком положении дошли до его ушей, и я опасался, что он может забыть о связывавших нас дружеских и родственных отношениях, видя во мне предателя и причину свалившегося на страну несчастья.

Не стоило искушать богов, подвергая себя ненужному риску. Хотя, если верить Иуфни, Небкауре все еще находился в Великом Городе Юга, ожидая разлива, поэтому мог оказаться в Нен-Несут разве что через месяц, а то и позже. После продолжительного раздумья, взвесив все «за» и «против», я решил: не что иное, как божественная воля, а быть может, сама Изида, привела меня к берегу реки для того, чтобы я повстречал командира-рекрутера. Разве влиться в ряды армии номарха не лучший способ узнать истинные намерения людей, которые считали теперь себя моими врагами? И если меня схватят и обвинят в предательстве, я призову в свидетели Маат и напомню, что сначала меня самого предал человек, который вероломным путем — совершив убийство — захватил трон Двух Земель, став ужасом Гора. И когда мы встретимся с ним лицом к лицу, я объявлю себя тем, кто пришел отомстить за убитого царя, а позднее, если боги даруют Шареку победу, и законным наследником трона Гора.

И вот через три дня после моего вступления в отряд Иуфни я вошел в стены Дома Царского Ребенка. Хочу уточнить, что от того места у реки, где я встретил рекрутера, до столицы одного из крупнейших номов Юга был день пути, но мы часто сворачивали к деревням, чтобы пополнить свои ряды как можно большим количеством бродяг и ищущих работу мужчин. Поэтому, когда мы пришли в город, рекрутов в отряде было уже не десять, а добрая сотня. Я был этому рад: окруженного толпой таких же, как и я, безымянных мужчин, меня трудно было узнать, да и убежать при случае мне будет легче.

Иуфни повел нас прямиком в резиденцию правителя города, чья власть распространялась не только на Нен-Несут, но и на весь ном, чьей столицей и был этот город. Номарха звали Себекаи. Он показался мне похожим на собирательный образ благородного писца, кого так любил высмеивать мой друг Небкауре. Он был толст и имел такой живот, что верхний край набедренной повязки доходил до груди, иначе она наверняка соскользнула бы на землю. Его круглая голова была абсолютно лысой, хотя он был еще молод. Добродушное выражение лица портил цепкий и хитрый взгляд. Поприветствовал он нас с благодушным видом, бегло осмотрел и прочел нудную, но короткую нотацию о том, как это славно и почетно — защищать родную землю от захватчиков. Потом, поздравив Иуфни с тем, что тому удалось собрать столько крепких молодых мужчин, он нас отпустил.

Пришло время ужина, и слуга объявил, что столы накрыты. Хети, к сожалению тех, кто его слушал, прервал рассказ.

В эти праздничные дни царь Астерион принимал в своем дворце-храме гостей: правителей двух могущественных городов-царств острова Каптара — Фастоса и Кидонии, а также посольства с эгейских островов, которые египтяне называли «Острова посреди моря». На большинстве островов, расположенных в южной части этого моря, проживало множество переселенцев с Каптары. И они, и коренное население вели с Кноссом оживленную торговлю. Кроме правителей на царское застолье были приглашены вельможи, чиновники и крупные землевладельцы. В огромном центральном дворе дворца были расставлены столы, вокруг которых рассаживались приглашенные. Сотни слуг сновали между столами. Это был первый из пяти дней, посвященных празднованию прихода Нового года и возвращения весны, а значит, это был праздник в честь Великой богини, Матери Земли и людей, повелительницы природы и диких животных.

На протяжении нескольких дней, предшествовавших празднику, царская чета встречалась с гостями, которых поселили по соседству с дворцом. Хотя дворец-храм Астериона и Алкионы представлял собой целый комплекс построек, сгруппированных вокруг огромного центрального двора, в нем не нашлось свободных комнат для гостей. Кроме личных покоев царской семьи и жриц, парадных зал и огромных хранилищ, полных провизии, имелись еще многочисленные комнаты, в которых жили либо исполняли свои должностные обязанности кносские чиновники.

Хети на правах почетного гостя поселили в комнате, примыкавшей к покоям царских детей — Явы и его сестры Акакаллис. Он делил с царской четой трапезы и рассказывал им свою историю, однако еще не был официально представлен гостям Астериона. Царь решил сделать это сегодня, в первый день празднования. С момента прибытия Хети в Кносс царь знал, что его гость — приемный сын царя гиксосов, наследный царевич империи, охватывающей земли Ханаана и Египта — двух стран, с населением которых (кто — в прошлом, а кто — и до сих пор) вели торговлю кефтиу и жители эгейских островов.

Царский стол был установлен недалеко от дворцовых ворот, которые вели в тронную залу. Царица и царь заняли место во главе длинного прямоугольного стола. Их тронные кресла стояли рядом, вот только то, что принадлежало Алкионе, было повыше и кроме спинки имело подлокотники. Хети, имевшего статус почетного гостя, усадили справа от царицы, а Ява занял место слева от отца. Так много во дворе было столов и так много между ними сновало слуг, которых то и дело подзывали гости, что над пирующими стоял непрекращающийся гул. Однако как только царица Алкиона поднялась со своего трона и вскинула руки, слова замерли у всех на устах и настала тишина, которую нарушали только птичий щебет и воркование священных голубиц, рассевшихся на крышах. И вот царица заговорила:

— Царь Астерион желает говорить со своими гостями!

Все взоры обратились к царю, который встал на ноги и указал на Хети:

— Царевич, которого вы видите рядом с нами, — сын царя Шарека, повелителя могущественного народа, который зовет себя царями-пастухами. Он наш гость, поэтому прошу вас оказывать ему почести, достойные царевича страны, с которой мы ведем торговлю. Но Хети не просто царевич, он — Повелитель змей. Змеи служат ему, и он с легкостью может показать вам свое мастерство. Талант его, без сомнения, свидетельствует о том, что он любим великой богиней Реей и ее дочерью Диктиной, повелительницей Дикте. Мы считаем, что к нашим берегам его привела воля богини, поэтому он оказал нам большую честь своим присутствием на этом праздновании Нового года.

Астерион представил Хети гостей, восседавших за царским столом, среди которых находились и цари Фастоса и Кидонии. Но Хети во все глаза смотрел на сидевших за тем же столом, напротив него, шесть молодых жриц, которых увидел сегодня, проснувшись после полуденного сна на поляне. Среди девушек была и та, что заговорила с ним, а до того долго рассматривала его и спросила у Явы, кто он такой. Хети уже знал, что ее зовут Амимона. Она была дочерью ремесленника. Ремесленниками в Кноссе называли всех, кто что-то делал руками, будь то каменотес, гончар или, как Кедалион, отец Амимоны, художник и скульптор.