– Да ты что? Конечно, нет! Правда, здесь чудесно?

– Чудесно?! Да ты посмотри на размер этого двора! Сколько тут? Два на два метра? И эта стоянка…

– Милая, но ты же сама видишь, что на такой узкой улочке припарковаться невозможно. Наверняка за домом есть еще один двор.

Никакого другого двора там, конечно же, не оказалось. Вдобавок в самой лачуге было одно-единственное окно – и больше никаких отверстий, если не считать входной двери. Внутри – два темных загончика, которые притворялись спальнями, остальное пространство занимали ванная и кухня- гостиная. Обставлено все это было хламом, явно спущенным с верхних этажей, где обитали сами хозяева.

– Ну конечно, когда стоянка прямо перед домом, гараж им уже ни к чему! Так почему бы не разжиться деньжатами, превратив его в ловушку для дураков! – простонала Флоранс.

– Дорогая, но ведь здесь нам только ночевать придется, а целый день мы будем гулять или купаться в море.

– Вот-вот, давай теперь поговорим про море! Видишь его – во-о-он там, вдали? До него не меньше получаса езды, а детей в машине укачивает!

Флоранс расплакалась. Николя сделал вид, будто не замечает ее слез, и начал разгружать машину. Дети, не успев войти в дом, немедленно переругались из-за того, кому достанется верхнее место на двухэтажной кровати.

Зато вечер, против всех ожиданий, прошел более или менее спокойно. Разобрав чемоданы, разложив вещи по прозрачным гардеробам с молниями, отмыв белую пластмассовую садовую мебель и убрав зонт с рекламой кока-колы, Флоранс накрыла на стол: поставила на него разрозненные тарелки и стаканчики из-под горчицы. Мальчики, заметив наконец, что мама расстроена, ободрали соседские герани и принесли ей по букетику. Николя, взявшись готовить ужин, шумно восторгался царящим вокруг покоем и красотой, окружающей их приют.

Когда мальчики улеглись, Флоранс позволила себе выкурить первую за день сигарету.

– Вот увидишь, нам будет здесь очень хорошо, – уверял ее Николя. – С тех пор как мы приехали, перед домом припарковались всего-навсего две машины.

– Три, но какая разница… Не старайся, Нико, признай, что лопухнулся! Конечно, мы и на этот раз как-нибудь приспособимся – все равно ничего другого не остается.

– Неужели ты предпочла бы гостиницу?

– Само собой!

– Да ты только посмотри! Я все купил, приготовил ужин, помыл посуду. И даже твой любимый журнал купить не забыл! Тебе же весь отпуск ничего не придется делать…

Но ни старания мужа, ни его виноватый собачий взгляд на Флоранс не подействовали: долго ему теперь придется вымаливать у нее прощение…

Едва начав листать этот женский журнал, Флоранс поняла, что сегодняшнее разочарование, равно как и сегодняшний ужин, ей переварить не удастся: слишком тяжелая это для нее пища. Какую страницу ни откроешь – на каждой виллы с бассейнами, семейные обеды за изысканно накрытым столом в увитой розами беседке, маленькие и нестерпимо соблазнительные платьица, в каких только и можно выходить во внутренний дворик роскошного отеля, освещенный мягким светом ламп под стеклянными колпаками. Почему, ну почему, страдала Флоранс, разглядывая белоснежное чудо из тонкого шелка, почему нам недоступны такие платья в том возрасте, когда их еще можно носить? Вот сейчас я бы его купила, пусть бы оно и обошлось во столько же, сколько двухнедельное проживание в этой конуре… Ну и на кого бы я была в нем похожа? На престарелую причастницу?

В общем, чтение ее не только не развлекло, но окончательно испортило настроение, и недалеко было до грозы. Облизнувшись на облицованную черным мрамором ванную с видом на океан, она уединилась за нейлоновой занавеской душа. Хотя из насадки с головой Микки текла жалкая струйка, весь пол непонятным образом оказался залит. Флоранс, чертыхаясь, улеглась спать в чулане без окон, а Николя отправила на диван в гостиной, сказав, что кровать для двоих слишком узка.

– Господи, да ты же меня просто спасла! – воскликнула Флоранс, едва выйдя из вертолета.

– Могу ответить тем же, дорогуша, слово в слово! – улыбнулась Элена.

В те времена, когда Флоранс еще работала пресс-атташе фирмы грамзаписи, ей было поручено заниматься молодой греческой певицей, сопрано, ее ровесницей Эленой Элеонатис. С тех пор певица успела прославиться на оперной сцене, но Флоранс, которая так ради нее расстаралась, никогда из виду не теряла. Правда, близкими подругами они не стали, но друг друга по-прежнему ценили, и два-три раза в год Элена приглашала Флоранс приехать куда-нибудь ее послушать, оплачивая при этом билет на самолет и номер в гостинице. На самом деле щедрость эта была не вполне бескорыстной: Элена не переносила одиночества и всегда устраивалась так, чтобы в поездках ее сопровождал муж или одна из подруг, а если никого из близких под рукой не оказывалось, она открывала записную книжку в поисках адреса Флоранс.

– Я забронировала для тебя номер в «Hotel de Paris» – будет в самый раз после твоей корсиканской лачуги!

– Ой, не говори! Всего одну ночь там провела, а второй точно не пережила бы!

– Николя легко тебя отпустил?

– Он сейчас очень занят: я дала ему два дня на то, чтобы найти для нас пристойную гостиницу на берегу моря!

– Я-то уже нашла! И неплохую, правда?

Уже внизу, в холле, «Hotel de Paris» изумлял неслыханным великолепием, свойственным заведениям, принадлежащим Обществу морских купаний[6]. Из лоджии номера Флоранс, соседнего с номером Элены, открывался вид на Средиземное море и на казино. Комната в желто-голубых тонах, застеленная толстым узорным ковром, с кроватью поперек себя шире, с изобилием подушек, полотенец и всевозможных туалетных принадлежностей, была необыкновенно удобной и уютной, и Флоранс сразу почувствовала себя дома в этом раззолоченном гнездышке.

– Может, сходим, пообедаем? Например, в «Cafe de Paris»? Омаров поедим…

Репетиция была назначена на вторую половину дня, и у подружек оставалось более чем достаточно времени для того, чтобы посидеть на террасе знаменитого кафе, лениво поглядывая на игроков из казино и на броскую, безвкусно одетую живность, которая сползлась сюда ловить взгляды или родственную душу побогаче.

– Забавно тут, да? – развеселилась Элена.

– Хотела бы я знать, где одеваются все эти женщины. Нигде больше не увидишь таких прозрачных платьев… и таких ярких… и таких открытых…

– И таких дорогих!

– И до того нелепых – дальше некуда!

– Да нет, не нахожу…

Сама Элена, как всегда, была одета в белое с черным. Просто и элегантно. Но чужая эксцентричность служила ей развлечением.