На Флоранс все равно нельзя было бы рассчитывать. Давным-давно, когда я впервые заговорила с ней о Легации, она оправдала мои ожидания, ужаснулась и посочувствовала. Но когда я сказала, что убийца рано или поздно выйдет из тюрьмы и что я жду этого дня, чтобы отомстить, то спросила, не сошла ли я с ума, и посоветовала оставить мертвых покоиться с миром.

– Я бы еще могла понять, если бы Летиция была твоей дочерью или хотя бы сестрой… Но дочка двоюродного брата твоей матери… Кроме того, он как раз сейчас и искупает свое преступление.

Бесполезно пытаться в чем-нибудь убедить Флоранс, когда она вот так входит в роль примерной девочки, отличницы, живущей по правилам и гордой тем, что идет верной дорогой. Поэтому я притворилась, будто больше об этом не думаю, а сама потихоньку заручилась поддержкой Каролины, моей отчаянной подружки. Она-то, по крайней мере, выслушала меня до конца. И еще немного – кинулась бы благодарить за то, что я дала ей возможность действовать. Каролина жаждет не счастья, а событий. Она-то в основном и разработала наш безупречный план.

Безупречный! Они все предусмотрели, все рассчитали, все расписали по минутам. Они проследили за входом в «Hotel Moderne», они выучили наизусть и сожгли в камине, нарочно для такого случая прочистив дымоход, инструкции насчет применения яда. На тот – весьма маловероятный – случай, если бы на Элизу пало подозрение, Каролина придумала алиби: они просто-напросто весь день провели вместе! Конечно, риск оставался – кто-нибудь из соседей мог увидеть, как Жерар Корбье входит в дом, где живет Каролина. Но днем здесь бывало тихо, а консьержка убирала квартиры жильцов.

Он опаздывал уже на двадцать минут.

– Он вообще не придет, – дрожащим голосом сказала Элиза.

Ей было холодно, она чувствовала себя опустошенной.

– Может, это и к лучшему, – вздохнула Каролина. – Куда нам… Посмотри, на кого ты похожа!

Элиза и в самом деле позеленела, ее невыносимо тошнило. Почувствовав облегчение при мысли о том, что он не явится, она стала противна себе самой. Что ж, она покорится судьбе, больше ничего предпринимать не станет. Элиза закрыла глаза и сразу же увидела Легацию, ее погасшую навсегда улыбку. Так и не отомщенную. Она, конечно, попыталась отомстить, но достаточно ли попытки?

Визг тормозов, женский крик – в окно гостиной ворвалась уличная драма. Каролина пулей вылетела на балкон.

– Господи!

Когда она вернулась в комнату, ее лицо было смертельно бледным.

– Там несчастный случай! Пошли скорее! Ну давай же!

– Но… мы же его ждем!

– Спустись на землю, Элиза! Машина человека сбила, нельзя же сидеть сложа руки.

Они скатились по лестнице, и Элиза больно стукнулась о перила, ошеломленная тем, с какой быстротой ее мечты об отмщении разлетелись в пыль при грубом столкновении с действительностью.

На тротуаре уже собралась толпа любопытных. Кто-то звонил в службу спасения; какой-то молодой человек стоял на коленях рядом со сбитым пешеходом и требовал, чтобы все отошли подальше; молодая женщина рыдала, припав к капоту машины.

– Да это же Флоранс! – И Каролина устремилась к подруге.

Флоранс ноги не держали, пришлось посадить ее прямо на тротуар.

– Он сам бросился мне под колеса! – всхлипывала она.

– Какой ужас! – воскликнула Каролина. – Но как ты здесь оказалась?

– Решила сделать тебе сюрприз, вот и приехала… Подняла голову, чтобы посмотреть на твои окна, хотела понять, дома ли ты, и тут почувствовала удар, даже затормозить не успела…

– Значит, он не бросился под колеса?

– Тише! – перепугавшись, оборвала подругу Элиза. – А ты, Флоранс, лучше помолчи. Если расскажешь полицейским то, что рассказала нам, тебя привлекут за неумышленное убийство. Осторожнее, на нас смотрят! Каролина, давай сделаем вид, будто с ней незнакомы!

Помощь прибыла слишком поздно. Пострадавший умер, на его левой щеке засыхала тонкая струйка крови, сочившейся изо рта на асфальт. В пользу Флоранс выступили два свидетеля: машина ехала не слишком быстро, а этот человек выскочил на мостовую, бесспорно намереваясь покончить с собой. Свидетели подвернулись лучше не бывает: они видели все с балкона, стало быть, им можно было доверять куда больше, чем обычным прохожим, которые все равно не успели разглядеть, как случилось несчастье. Элиза и Каролина умолчали, что знакомы с женщиной, которая вела машину. Да, собственно, никто их об этом и не спрашивал.

Когда личность погибшего была установлена, стало совершенно ясно, что это именно самоубийство. Жерар Корбье. Пятьдесят четыре года. Совсем недавно вышел из тюрьмы, где отбывал длительный срок заключения за изнасилование и убийство девочки-подростка. Никому и в голову не пришло искать связь между этим человеком и Элизой. Инспектор, которому поручили расследование, в глубине души считал, что смерть убийцы – не такая уж большая потеря. И нечего было рассчитывать на его служебное рвение.

Кристина ни с кем не посоветовалась, все устроила сама. Как только не стало Дружочка[5], уговорила овдовевшую бабушку перебраться к ней. Потом внушила Маргарите, что ее дом на берегу моря, в котором теперь никто не жил, ветшает на глазах, так что если она хочет выручить приличные деньги, то лучше его продать, пока окончательно не развалился. Конечно, о том, чтобы разделить эти приличные деньги между всеми наследниками, и речи быть не могло: доход от продажи дома следовало выгодно вложить, чтобы Маргарита до конца своих дней ни в чем не нуждалась. При этом само собой разумелось, что бабушка отплатит Кристине за гостеприимство и внучка получит право распоряжаться ее банковским счетом.

Поначалу все были довольны. Элиза меньше корила себя за то, что далеко живет и редко навещает бабушку, а Кристина, наслаждавшаяся тем, насколько незаменима и перегружена заботами, просто вся с головы до пят преисполнилась важности. Родители двух сестер слишком дорожили возможностью на пенсии повидать свет и потому лишь радовались, видя, как удачно все складывается. Вот только никто не поинтересовался тем, что чувствует Маргарита. Кристина крутилась как белка в колесе, где уж тут к бабушке прислушиваться, и старушка, устав обращаться в пустоту, в конце концов умолкла. Она тихо бродила по комнатам, в строго установленные часы переходила из одной в другую, и единственной ее отрадой было услышать, что зовут к столу. К счастью, жизнь Кристины была налажена и строго расписана: если часы били семь, это означало, что до ужина осталось всего-навсего полчаса.

Когда Кристина сообщила родным, что Маргарита потихоньку выживает из ума, у Элизы печальное известие никаких сомнений не вызвало. Она считала сестру чересчур жесткой и прямолинейной, относилась к ней без особой нежности, но здравому смыслу Кристины доверяла. Ей и в голову не пришло поехать и посмотреть своими глазами, что там происходит на самом деле, и она только горестно вздыхала, слушая рассказ о том, как Маргарита посреди ночи включила газ, а потом отправилась на рынок в ночной рубашке.