доказывая, для того, чтобы тебя ругали, шикали, свистали… Согласись, что это развлечение очень дурного толка. И напрасно ты стараешься меня уверить, что это тебе доставляет удовольствие. Неправда. Это безобразно нервирует, портит характер, приучает к какому-то эстрадному хулиганству. Теперь у тебя много дела, и делай его, нет необходимости становиться в позу и говорить разные словечки и упиваться бранью! Пожалуйста, сыночек, не надо. Неугомонный – отлично, но не в такой уже степени. От А<лександра> П<етровича> получила письмо, пишет, что так занят, что археологический оставил в стороне, только тебя смутил им47. Дело разбиралось 18<-го>. Канчели вёл защиту просто глупо, никак я от него не ожидала такого тона и такой некорректности. Он начал с того, что Матв<еева> нанял «какой-то Тер-Степаньянц. (?)»– для чего-то приделал окончание «яиц» к просто «Степанов», подчеркнул это окончание и как бы хотел этим сказать: стоит ли с этим считаться? Дальше выходит, что Матв<еев> мог преподавать в торговой школе «Тер-Степанья<н>ца» но, когда дело дошло до Ком<мерческого> училища, то «утверждённый директор его Г. Махатадзе48» – опять подчёркнуто – уволил его, как немогущего соперничать с высококультурными и высокообразованными коллегами. Лапинский просил отложить дело для представления доказательств, что «какой-то» ТерСтепанов создал Ком<мерческое> уч<илище> и имел право считаться его директором. Резолюция ещё не объявлена, но дело проиграно, я так думаю49. Ничего не пишет А<лександр> П<етрович> о нём, я сама напишу. В зале заседания суда, в коридорах, везде повсюду шмыгали адвокаты. Старые, молодые, большие, маленькие, но все с портфелями. В зале, где разбиралось дело А<лександра> П<етровича>, все скамьи были унизаны адвокатской богемой. Сколько их! Неужели все имеют практику? Неприятно мне почему-то было смотреть на них – улавливателей клиентов. А Канчели никуда не годится! Да ещё так смешно был подстрижен. Знамя моё вышло на славу, даже Кирилл одобрил. Вот <рисунок пером>. На яркосинем атласе наверху вышиты белые листья – гимназический значок – внизу золотые буквы: Т. IV. Г., всё обшито золотой бахромой, кистями… Поёт, танцует! Но возиться с ним мне надоело очень, да и устала я. Два первых дня была отвратительная погода, сегодня ветер затих, потеплело. Особенного ничего. Немного иллюминации, шарманки, парады и только.

<24 февраля> Завтра конец праздникам, но зато начало тепла, сегодня хороший день. Кира отправился куда-то за город. Милый Ильюнчик, я понимаю, почему Гончарова так хороша к тебе: среди грубой, грязной ларионовщины ты, мой нежный, добрый мальчик, как ароматный весенний цветок, пахнешь свежестью поля, чаруешь чистотой и яркостью… как жаль, что ты насильственно прививаешь себе quasiUjiiHU3M, но всё же ты ребёночек милый, славный, и не любить тебя нельзя, «если кто понимает».

В. Зданев<ич>

9

В. К. 3даневич – И. М. 3даневичу

<Тифлис, 25 февраля 1913 г. >

Ильюнька, солнышко светит уж слишком, но теперь оно и у тебя имеется, стало быть, хвастать нечего. А больше нечем. Кира, кажется, не шутя в авиаторы попадёт, по кр<айней> мере, его прошению дан ход. Вот ведь ещё выдумал! Сегодня доели последние блины и вступили в полосу лобиоедения. Папа ещё прибавил себе парочку-другую учеников – словом, всё, как следует быть. Вчера Кирилл был у Николая, отнёс ему № «Речи» и сказал ему, что его картины произвели хорошее впечатление и «всё такое прочее» – так ты, кажется, говоришь? Завтра, ей богу, ну, право же, – сварю гозинаки! Не сердись.

В. Зданевич

10

И.М. Зданевич – В.К. Зданевич

<Петербург, 26 февраля 1913 г.>

Что у вас там, мама, всё тускло да тускло. А тут хоть и снег, хоть и мороза нет, хоть и слякоть по уши, а отлично. [Только вот глаза что-то устают, но, должно быть, для начала.] Вчера вечером был у Поповых50. Весело было достаточно и занятно. Марина Алексеевна только что вернулась из Новгорода и показывала привезённые редкости и снимки. Там у неё тётка настоятельницей одного из женских монастырей. Вообще, рассказы меня увлекли, и решено, что на страстной неделе едем туда говеть. А то нехорошо – жить в Петербурге и нигде в окрестностях не [по]бывать. Чего ради ты скучаешь, объясни, пожалуйста. И потом у меня вовсе не «комнатка», а самая настоящая комната, два окна, а не так себе. Насчёт транжирства – очень печальное явление, я уж и сам чувствую, но что-то не слишком удаётся от него отделаться. Поздравляю Кирилла с Vera Shoes и брюками. А почему не пишете, сколько он получил с лотереи? Инструкции папе – А<лександру> П<етровичу> пошли только пятнадцать, т. к. совершенно излишне посылать ему излишнее. Впрочем, сколько выслано, не знаю, сообщите, а то я вчера уже хотел было отправлять деньги, да меня письма сбили с толку. Буду ждать объяснений. Кроме <как о> молок<е> и я<йцах> писать не о чем? Тогда лучше во всю открытку пишите – молоко и яйца, а Кирилл пусть приложит соответствующие иллюстрации. Коля Чернявский51 становится всё неугомоннее. На днях таскались по кинематографам, везде делали замечания во время картин, пока нас из одного чуть не выперли. В торжественном шествии принимала участие и Анико52, [тут] вообще не похожая на тифлисскую. Коля Чернявский, по-видимому, собирается в неё влюбиться. Стремление моё к монументальности неуклонно. Обзавёлся тетрадью шириной с две обыкновенных и толщиной в 800 страниц. Вот восторг. Теперь не придётся еженедельно покупать новые. Ещё обзавёлся ручкой-дубиной в шесть вершков длинной и вершок толщиной. К последнему удовольствию не привык пока. Но грецкие орехи ручка крошит преисправно. Целую Зину и Аркашу. Остальных лижу. Брата с родителями лобызаю.

Илья Зданевич P. S. Где посылка?

11

В.К. Зданевич – И.М. Зданевичу

<Тифлис, 28 февраля 1913 г.>

Миленький Ильясь, гозинаки варятся, сейчас кипят и кланяются тебе, хотя очень удивляются, что их призвали к жизни в такое неурочное время34; завтра посылка в соответствующем обществе себе подобных, отправится в Петер<бург>, и угощай, пожалуйста, своих дам. Здоров? Яйца кушаешь? Кланяется тебе Бабо54. Целую очень…

В. Зданевич

12

И.М. Зданевич – В.К. Зданевич

<Петербург, 1 марта 1913 г. >

Какая ты странная, мама. Что тебе до моих выступлений и чего ты так возмущаешься? Ведь знаешь отлично, что 3-го я выступлю обязательно55, ибо не могу себе отказать в этом удовольствии. Самое большее – привлекут к мировому за публичное восхваление преступления, чему я был бы весьма рад, – явилась бы возможность закатить здоровенную речь на суде, а то на докладах приходится ограничиваться несколькими минутами.