даже, родители у неё зажиточные, да не родовитые. Но больно уж ей, видать, в баронессы захотелось. Как уж она к нему прибилась — никто и не знает. Только барон после смерти матушки твоей совсем растерялся — сам не свой ходил. Вот и поддался. Тебе добра хотел, а вон оно, как всё вышло…

Я растягивала свою жидкую еду как могла, лишь бы подольше послушать няньку.

— Так и давай она последнее транжирить, — опять полыхнула Марлен, — на наряды да побрякушки. Догляду за хозяйством — никакого, вот и дожили до того, что мясо в баронском доме через день подают, на дровах да на свечках экономят. Я уж молчу про то, чтобы убранство обновить, да гостей принимать. Тьфу ты, прости меня господи. А эта всё командует… Докомандовалась, что уже и на себя денег не хватает, про тебя, мой ангелочек, и вообще разговору нет. Ну ничего, я ей тебя в обиду не дам. Ничего она мне не сделает. Напыжится, поорёт с важным видом, да и пойдёт восвояси. Я уйду — так тут всё окончательно развалится. Даже она это понимает.

Пампушечка распалялась всё сильнее, становясь похожей на аккуратный симпатичный заварной чайничек на самоваре. При всей миловидности образа, было понятно, что цену женщина себе знает и, в случае чего, и кипяточком плеснуть может.

— Я тут с покон веков. Ещё тебя у молодой баронессы принимала, её выхаживала, да тебя кормила. Мой-то сынок мёртвым родился — на кухне надорвалась… — Марлен немного помолчала, справляясь с горькими воспоминаниями, — так бог деток больше и не дал. И мужа прибрал… А матушка твоя слабенькая была — одно слово, «голубая кровь». В родах выжила, да потом так и болела долгие годы. Так и зачахла.

Я взяла нянькину руку и прижалась к ней щекой. Очень хотелось хоть немного утешить эту добрую, много пережившую на своём веку женщину, беззаветно преданную Таис и этому старому дому.

Насколько я поняла — её здесь ничего не держало. Будучи женщиной добросовестной и порядочной, имея за плечами колоссальный опыт ведения хозяйства, она могла уйти в любой другой, более благополучный дом.

Подозреваю, что и зарплату им тут уже давно никто не платил — работали за крышу и харчи. Но, если та, вторая служанка (Жаннет, кажется. Или Жаклин… потом уточню) оставалась здесь потому, что ей некуда было деваться, то Марлен болела за Таис и барона со всем его баронством всей своей широкой душой.

Бульон давно закончился, а мы так и сидели с ней вдвоём. Тёплые пальци мягко гладили по волосам. Марлен тихонько покачивалась, обнимая меня, задумчиво глядя в одну точку.

— Ладно, детка, — женщина поцеловала меня в макушку, выходя из оцепенения, — работать надо. И так засиделась с тобой. Пойду я. А ты ещё поспи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Марлен, — остановила её я, — Мне очень хочется походить, а одна пока боюсь. Как освободишься, приходи, пожалуйста.

— Конечно приду, ангелочек мой, только рано ведь ещё вставать — слабенькая совсем.

— Ну миленькая, хотя бы по комнате. Пожалуйста. Расхаживаться надо, а то так долго валяться можно, если даже и не пытаться.

— Ух как раздухарилась, — одобрительно покачала головой пампушечка, — значит и вправду на поправку пошла. Приду, родная моя, конечно, приду.

Я максимально уютно угнездилась под одеялом, стараясь не тревожить повреждённые рёбра. Дышать было тяжело, но не так сильно, как в первый момент, когда я очнулась. Терпимо, в общем.

Вообще мне показалось, что я принесла в это тело свою жизненную силу, если можно так выразиться. Потому, что избитый организм, не смотря на более чем скудную еду, полную антисанитарию, царившую вокруг, и лечение молитвой и пиявками (следы от последних обнаружились у линии роста волос на шее), заметно креп.

Но поспать мне не дали. В приглушённый сумрак комнаты на цыпочках прокрался мальчишка. И я была ему очень рада.

— Таюшка, ты не спишь? — шёпотом спросил малыш.

— Нет, не сплю, — так же шёпотом отозвалась я.

— Я с тобой маленечко посижу? Можно? Я соскучился. Я тихонечко, чтобы матушка не услышала, а то опять заругает. — взволнованно заторопился, зачастил маленький Тео.

— Иди сюда, ко мне, — я протянула ему руку.

— Меня в комнату отправили, а я к тебе сбежал. — радостно хихикнул малец, и тут же стал серьёзным, — Ты прости меня, Таюшка, это же всё я виноват. Если бы не побежал на дорогу, тебя бы тот страшный конь и не затоптал.

Понятно теперь, что с девочкой случилось. — отметила про себя я.

Мальчонка уселся на табурет и положил светлую головку рядом с моей на подушку.

Так в душе защемило, так захотелось прикоснуться к этому мелкому чуду.

— Не переживай так уж сильно. Случается всякое. Ты не виноват. Ты просто испугался и растерялся, да? — я с тихим наслаждением гладила пальцами тонкую кожу детской щеки, трогательные мягкие кудряшки.

— Очень, — признался малыш и тревожно спросил, — ты на меня не сердишься?

— Нет, конечно, — поспешила его успокоить, — разве можно сердиться на такого хорошего мальчика?

— Я тебя люблю, — прошептало чудо, — больше всех на свете.

И немного помолчав, добавило:

— Только матушке не говори.

— Хорошо, — улыбнулась я, — это наш секрет.

Глава 11

К обеду пришла Марлен с чашкой угадайте чего? Но, на этот раз, о, чудо, к нему прилагался кусочек тощей, но от этого не менее божественной курицы! У меня от возбуждения, по-моему, аж руки затряслись.

Нянька потянулась за ложкой, но я её остановила:

— Давай-ка я сама уже буду хотя бы в этом себя обслуживать.

— Давай, детка, сейчас мы тебя устроим. — энергично взбив комковатую подушку, она приладила её мне под спину, помогая устроиться полусидя.

Быстро выхлебав бульон, я принялась смаковать жёсткое до невозможности мясо, отгрызая небольшие кусочки и долго-долго пережёвывая, практически расщепляя во рту.

А потом был променад по комнате. Марлен и я, вцепившаяся мёртвой хваткой в подставленную руку, медленно добрались до окна. Ноги дрожали, малодушно захотелось вернуться в кровать. Но сдаться так быстро я себе не позволила.

— Нянюшка, а голову мне тоже отшибло? — спросила я, чувствуя, как она тяжелеет в горизонтальном положении и вспоминая, как болезненно было разбирать сбившиеся спутанные волосы.

— Ох, детонька, да чего тебе только не отшибло. Как жива осталась — это вообще чудо господне. А ты не помнишь, что ли? — встревожилась женщина.

— Марлен, ты только не пугайся, но я и в самом деле кое-что забыла, — я осторожно начала готовить женщину к своей некоторой неосведомлённости в разного рода вопросах и деталях. И поспешно добавила, —