— Да как же! — лицо жупана вытянулось и стало сероватого цвета. — Да неужто это надо было? Это ж обры!

— Нужно было, поверь, — весомо сказал Горан. — Они набег на наши земли готовили. Князь, говорит, что воевать на чужой земле надо, а не на своей.

— А точно набег был бы? — жадно спросил Горазд.

— Да точнее не бывает, — кивнул Горан. — Пять тысяч конницы в гости ждали. Сам тудун Севера Тоногой сюда путь ладил. Его Сигурд Рваное Ухо зарубил, когда мораване взбунтовались. Хан погиб и половину воинов своего рода на переправе оставил.

— Ишь, ты! — завистливо вздохнул Горазд. — Сижу в этой глуши, не знаю ничего. Пойдем, брат, отдохнешь с дороги. У меня и банька тут есть. Я велю затопить, попарим кости.

— Это дело! — обрадовался Горан. Он полюбил баню, моду на которую ввел князь. Многим она по нраву пришлась, и рубленые домики с печами-каменками, поговаривают, ставят уже чуть ли не в землях бодричей, что на берегах Студеного моря.

В крепости ровными рядами стояли избы, и лишь здание, где была сложена казна, нависало хмурым камнем над сверкающими свежерубленными боками домишками. Два этажа и глубокий подвал, разделенный на клети, закрытые толстыми дверями. Наверху было жилье с очагом. Тут в случае опасности будет жить княгиня с детьми. Здесь их ни одна шальная стрела не достанет. Крепость была небольшой, но сотня воинов, размещенных на стенах, могла держаться здесь сколь угодно долго против армии, превосходящей ее числом в десятки раз. А все потому, что узкая дорога простреливалась из башен, а лестницы на такую высоту ставить было бесполезно, они просто сломаются под тяжестью тел. Лишь башня гуляй-города могла бы помочь, да только собрать ее на этой круче не было никакой возможности. Стены крепости почти вплотную подходили к краю обрыва.

— Ты надолго к нам? — спросил Горазд.

— На пару-тройку дней, — ответил Горан. — Осмотрю здесь все и потом на восточную границу поеду, к Дражко.

— Вот тебе не сидится на месте, — посочувствовал Горазд.

— Служба, — пожал плечами боярин, именем которого пугали детей. — Начнем с караулов. Мне сорока на хвосте принесла, что дрыхнут они у тебя на посту. А что за это по уложению положено, помнишь?

— Помню, боярин, — хмуро кивнул Горазд, и принял неизбежное. — С караулов, так с караулов. Хотя, я бы начал с бани…

Горазд не знал, что пара человек, прибывших с боярином, уже начали свою работу. Они пошли на юг, через горные тропы. Да и к чему самому почтенному главе Тайного Приказа караульных обходить? Он сюда совсем не за этим прибыл.

* * *

Хакон Собака вел две сотни парней из Ангельна. Невысокий, но широкий в кости до того, что казался квадратным, дан шел на юг. Свободных мужей узнать было легко. Длинные, до плеч волосы были аккуратно подрезаны, а густые бороды расчесаны или заплетены в косу. Не должно являться на службу к конунгу в неподобающем виде. Неуважение это. Они пошли одни, без Вышаты. По слухам, посол словенского князя поехал дальше, рассказывать о подвигах шального берсерка Сигурда. Но путь он им показал точный. Даны уже и раньше слышали про богатый торг на трех реках и про молодого конунга, и теперь шли быстрым шагом, покрывая по двадцать миль в день. На месте они будут уже через месяц. Земли нордальбингов они прошли почти бегом, проедая запасы, взятые из дому. Многим еще памятна была небольшая война прошлой осенью, когда дружины южных ярлов были разбиты саксами и ушли домой зализывать раны. Каждого десятого хирдмана[19] тогда с почестями проводили в Вальхаллу, а потому даны решил не рисковать.

В землях сербов еда уже закончилась, и парни стесняться перестали. Они брали по дороге все, что им было нужно. Князь Дерван был далеко, пока узнает, да пока воев соберет, их уже и след простыл. Так было и сегодня…

Словенская весь на шесть дворов еще спала, когда даны окружили ее, взяв в кольцо. Перепуганные люди посыпались наружу, попадая в руки хохочущих воинов. Мужиков, что попробовали пустить в ход копья, закололи тут же. Остальных избили до синевы.

— Зерно где? — спросил Хакон, который немного знал словенскую речь. Бодричи жили в неделе пути от их земель, и они частенько встречались на торге в Кельне.

Серб замотал кудлатой башкой, и Хакон вогнал ему нож в тощую грудь. Он сделал шаг к следующему, который сидел, сжав добела губы.

— Зерно где? — повторил вопрос Хакон, с трудом выговаривая чужие слова. — Мы зерно взять и уйти. Вы не нужны нам, лесные крысы. Живите.

Мужик встал и молча пошел в лес, поманив Хакона.

— Баб и детишек отпусти, тогда покажу, — сказал он, сплевывая кровь разбитыми губами.

— Не-е-т, — растянул в хищной улыбке губы Хакон. — Я их отпускать, а ты не отдать зерно.

— Тогда пошел в задницу, немец проклятый, — мужик уселся на землю. — Все одно умирать нам.

— Огня! — скомандовал Хакон. Ему поднесли факел. — Вон ту бабу мне притащите!

— Да что ж ты делаешь, охальник! — немолодая тетка завыла, когда к ее лицу приблизился огонь. — Пощади! Покажу все!

— Упрямое племя! — сплюнул дан. — Веди!

Яма с зерном была в лесу, в сотне шагов. Сверху ее закрывал шалаш из веток, который не пускал внутрь воду. Даны со смехом раскидали лапник в стороны, и разрыли землю, где под слоем соломы лежало главное богатство этой деревушки— урожай полбы[20]. Зерно растащили по заплечным мешкам, оставив яму пустой. Даны с любопытством смотрели на хитрое хранилище. В их землях так не делали. Длинная траншея, расширяющаяся книзу, была по пояс взрослому человеку. Землю внутри обжигали дочерна, а потом обмазывали жидкой глиной. На удивление, зерно тут могло храниться и год, и два, и три. И даже всходы давало после этого. Только вода могла погубить все дело, а потому родовичи ставили сверху немудреную крышу.

Парни весело зашумели, разводя костры. Закипела вода, в которую полетело зерно. Каша сегодня будет с солью. Ее, к удивлению воинов, в нищем селении было в достатке. Не иначе, с торга, что у трех разноцветных рек привезли. Тут же нашли пару бочонков с медом. Но что это для двух сотен глоток? Так, губы намочить.

Заночевать решили тут же, попользовав местных баб, а утром собрались в дорогу. Настроение улучшилось. Еда есть, бабы есть. Впереди — крошечные беззащитные деревеньки, где можно взять еду. А через пару недель — служба у конунга, который засыплет их солью и золотом.

Легкий путь