сердитые, печальные, чей-то плач, чьи-то яростные возгласы. Я понял, о чем они говорят, хотя не разобрал ни слова.

Кто-то сказал: «Мерзавец!» Кто-то осторожный поторопился напомнить: «Я же говорил, не так нужно было, все иначе…» А кто-то просто плакал, потому что из всех звездных Ивановых этот был единственным…

Иванова не стало. Кровь на бетоне и у меня на руках осталась, а его не было, его забрали, и дверь в иной мир захлопнулась. Неужели навсегда?

Я поднялся с колен и сел на ободранную скамейку. Мимо промчался КамАЗ помидорного цвета, без натуги тащивший двадцатитонный красный контейнер с иностранной маркировкой. Придорожный мусор закружился в крохотном смерче и улегся до следующей машины.

Заявить? Милиции, полиции и разведки всего мира, сколько их ни есть, вся их новейшая техника и громадный опыт не смогли бы доказать, что Горчаков — убийца. Убитого им человека никто никогда не найдет, да и человека этого словно бы не было. Автомат тоже скорее всего находится в недоступном для землян месте. Просто и незамысловато: человек жил — человек умер, убит, и убийца вне досягаемости писаных законов. Убрать Иванова сами «филантропы» не могли, запрещали законы Сообщества. Другое дело — Горчаков, ему можно по его просьбе выдать автомат в удовлетворение его потребностей, и никто не обязан следить, что он с автоматом станет делать. Ни к чему не придерешься…

— Долго вы собираетесь так сидеть? — раздался над моим ухом знакомый голос.

Я не заметил, как он вернулся, но знал, что мне делать. Но он опередил. Когда я смог разогнуться, борясь с затухающей волной боли, Горчаков стоял, небрежно массируя ладонь.

— Ну, успокоились?

— Пошел вон, сволочь! — сказал я.

— Зря, — сказал он. — Успокойтесь. Поймите, это было необходимо. Один человек стоял на пути к счастью миллионов. Цель оправдывала средства. Мне было тяжело, меня тошнило потом…

— Вы мерзавец, — сказал я. — И что страшнее всего — вы действуете по убеждению. Будь вы платным ландскнехтом, все было бы проще и понятнее…

— Хорошо, что вы не считаете меня вульгарным убийцей. Это уже шаг к пониманию.

— Наоборот.

— Нет, — сказал он. — Пройдет совсем немного времени и вы простите мне эту автоматную очередь. Когда не станет голода, ядерных ракет и балансирования на грани.

— Горчаков, — сказал я. — Может, никакой вы не радетель нищих арабов и голодных китайцев? Может, вы просто-напросто до ужаса боитесь ядерной войны?

— Конечно, нет, — сказал он. — Вовсе не из-за страха перед бомбой. Вы сами знаете, что нет. Просто вы никак не можете согласиться с тем, что я искренне верю в свою правоту.

— Что бы там ни было, я против вас.

— Господи! — крикнул он. — Ну почему они выбрали вас, юнца, не нюхавшего жизни… Если бы вы прошли войну, как Назар, или голодали, как я в детстве…

— Я не верю, что цель оправдывает средства, — сказал я. — Так нельзя. До этих выстрелов я еще мог бы уважать вас…

Я обошел его, как столб, сел в машину и поехал домой, соблюдая правила уличного движения. Дома, как я и ожидал, Жанна лежала на диване с книжкой из белоконевской библиотеки. Она увидела мой испачканный кровью костюм и ахнула.

— Спокойно, — сказал я. — Отложи-ка книгу и поговорим о серьезных вещах. Ты говорила, что остаешься при любом исходе эксперимента? Так вот, эксперимент кончился. Ничего этого, — я показал на окружающую роскошь, — больше не будет.

— Как?

— Вот так. Эксперимент провалился. Бриллиантов и машины не будет. Только ты и я.

— И вероятность термоядерной войны?

— И вероятность. Только вероятность — это еще не неизбежность, от нас зависит, станет она неизбежностью, или нет.

— А если я скажу, что останусь, только если ты не станешь ничего выбрасывать?

— Так не пойдет. Ведь они будут считать, что эксперимент удался…

Потому что мне пришлось бы выбирать — она или человечество. Человечество, каким я хотел его видеть — не всегда сытое пока, но полное уверенности, что оно само найдет свою дорогу, без заоблачных варягов, что бы они ни предлагали.

— Ну?

— Боря, а ты меня никогда не разлюбишь?

Позвонить Белоконю я смог только через час. Он примчался мгновенно, узнав, чем кончилась история с Ивановым, кинулся было искать возле дома подходящий арматурный прут, чтобы отправиться с ним к Горчакову, но мне удалось его удержать. Его просто арестовали бы. Я изложил ему свой план, и он побежал искать людей.

Один грузовик я заказал в трансагентстве, второй Белоконь поймал у магазина, там же он завербовал трех грузчиков из числа небритых субъектов, стрелявших гривенники на пиво. Когда работа уже началась, нам попался Бережков, искавший, где бы добавить. Мы запрягли и его.

Через час в квартире остались оклеенные шикарными обоями стены, да еще телефон. Я набрал номер Горчакова.

— Слушаю, — сказал он. — Решили трезво поговорить, Боря?

— Хотите присутствовать при интересном зрелище? — спросил я. — Прекрасно. Приезжайте к реке, в район новостроек, мы все будем там.

— Что вы затеяли?

— Как по-вашему, эта инопланетная мебель хорошо горит?

Он стал кричать. Я нажал на рычаг, оборвал провод, взял телефон под мышку и вышел. Запирать дверь не было необходимости. Белоконь с Жанной ждали меня в машине. Водители грузовиков закрывали борта, грузчики и Бережков, получив расчет, наметом мчались к магазину.

— В общем, так, мужики, — сказал я шоферам. — Поезжайте за мной.

Сел за руль, и кортеж тронулся.

Свою акцию «филантропы» станут проводить, если удастся эксперимент, а эксперимент удастся, если все три образца станут наслаждаться лаковым раем. Об этом сказал Назар Захарыч, потом подтвердил Иванов, добавив про огласку, ради этого он держался из последних сил. То, что мы намеревались сделать, мог не признать за провал эксперимента только слепой на оба глаза экспериментатор… Подходящее место я нашел на пустыре, недалеко от последних домов южной окраины города. Затормозил, следом остановились грузовики.

— А теперь что? — спросил шофер.

— А теперь сбрасываем, — сказал я. — Вот сюда и как попало.

Подавая пример, Белоконь откинул борт, прыгнул в кузов и развязал веревку. Стенка рухнула вниз, рассыпаясь на секции, осколки стекла брызнули в стороны.

— Вы что, сдурели? — рявкнул второй шофер.

— Ну да, — сказал я, грохая оземь телевизор. — Массовый побег из дурдома. Помогайте, что вы стоите?

Они стали помогать, гмыкая и переглядываясь, но нас эти взгляды не трогали, мы знали, ради чего стараемся, и на все остальное нам было наплевать.

Бежевая «Волга» появилась, когда грузовики уже уехали, и мы с Белоконем обливали кучу мебели бензином. Горчаков был бледен и растрепан, в одних носках — видимо, выскочил из дома, не