стоит. Ведь кто-то за всем этим стоит, ты согласен?

— Конечно.

— Обычным путем мебель сюда попасть не могла. Две лишних комнаты — тоже из арсенала средств и возможностей, какими мы пока не располагаем. Пока, смею думать. Какие-то штучки с пространством, вероятнее всего. Взаимопроникающие пространства, скорее всего. То есть твоя спальня и комната пьянчуги Бережкова находятся в одной и той же точке.

— Это я и сам знаю, — сказал я, — фантастику твоими трудами регулярно читаю. Интересно, а если попробовать пробить стену?

— Лучше не стоит.

— Не буду, — сказал я. — Итак, о фантастике. Как я заметил, во многих книгах обязательно существует этакий резонер, он же Главный Проясняющий Темные Места. Вот и давай проясняй, как-никак у тебя профессиональная подготовка, президент.

— Попытаюсь, — сказал он задумчиво. — Какие у нас с тобой должны быть ключевые вопросы, ты не думал?

— Думал уже. Зачем все это? Кто — не стоит и гадать, все равно не догадаемся. Каким образом — ну, какой-нибудь телекинез. Даже покойный Глушков пытался теоретически обосновать телекинез. С какой целью все это затеяно — вот что меня волнует.

— Так вот, коли уж я Главный Проясняющий, то я, кажется, догадался.

— Ну?

— Конечно, я могу и ошибаться, но… Боря, ты гордый человек? Или нет, я не так формулирую. Ты считаешь себя венцом творения?

— Не знаю, — сказал я. — После всего, что случилось, я верю, что существует кто-то могущественнее нас, я, разумеется, не о боге. Аргументы, знаешь ли, убедительные…

— А как ты смотришь на роль подопытного кролика?

— Я?

— Ты. Понимаешь, аналогия возникает в первую же минуту. Точно так же мы у себя работаем со всякой живностью (он биолог), ставим ее то в преотличные, то в препаршивые условия с самыми разнообразными целями, но основа всегда неизменна — исследовать реакции подопытной мышки или свинки. Я могу ошибаться, но страшно похоже…

— Не очень это меня радует, — сказал я. — И что им от меня нужно? Или от нас трех?

— Хотел бы я это знать… Согласись, что наши неизвестные «они» вряд ли станут интересоваться простейшими реакциями, подсовывать тебе деньги только для этого, чтобы узнать, станешь ты их тратить или нет, заявишь в милицию или нет. Все-таки человек не морская свинка, мне очень хочется верить, что затеяно нечто грандиозное, большой эксперимент ради большой цели… Ладно. Экспериментируют они, попробуем экспериментировать и мы. Как по-твоему, человек твоя Жанна или робот?

— Ну, ты даешь, — сказал я. — Что это тебе в голову взбрело?

— Экспериментирую, хватаюсь за что попало. Хотя если она и робот, то такого класса, что это, собственно, уже и не робот.

— Провались ты, — сказал я. — Никакой она не робот, понесло тебя по вашим гипотезам…

— Ладно, пойдем дальше. Тебя не удивило, что среди изобилия материальных благ книги отсутствуют?

— Еще как удивило. И новых не выдали, и старые сперли, гады.

В дверь позвонили, и я пошел открывать. На площадке стоял невысокий мужчина в коротком светлом плаще, подтянутый, напоминающий офицера в штатском.

— Чем могу? — спросил я.

— Вы разрешите войти? — спросил он, чуть наклонив голову, это было похоже на старинный офицерский поклон. — Мне хотелось бы с вами поговорить.

— Пожалуйста, — сказал я. Со вчерашнего дня я почти не удивлялся всяким странностям, к тому же у меня мелькнула мысль, что незнакомец может и иметь к этим странностям какое-то отношение, так и вьются вокруг меня незнакомцы…

Он прошел в комнату, не сняв плаща, я отметил, что он и глазом не повел по сторонам, словно увидел именно то, что и ожидал. Для человека, пришедшего к незнакомым ему людям, у него было слишком уж невозмутимое лицо. Или я не был для него незнакомцем?

— С кем имею честь? — спросил я, усадив его в кресло.

— Называйте меня просто Иванов, — сказал он. — Видите ли, там, откуда я родом, моя фамилия встречается столь же часто, как у вас фамилия Иванов. Так что смело зовите меня Ивановым.

Белоконь взглянул на меня со значением, но я и сам знал, что нужно делать.

— Иванов, — начал я, — какая у вас должность на вашей планете?

— На вашей — инспектор-наблюдатель, — сказал он спокойно. — На нашей я не работаю. Давно уже.

— И за кем же вы наблюдаете? — спросил Белоконь.

— За вами, естественно.

— Зачем?

— Я историк, — сказал он. — Какой историк не хотел бы своими глазами увидеть прошлое? А вы ведь — наше прошлое.

— Это вас я должен благодарить за подарки?

— Нет, — сказал Иванов. — Давайте сразу внесем ясность. Эксперимент с вами проводит другая цивилизация, другая раса. Это, впрочем, такие же гуманоиды, как мы с вами, в чем вы могли убедиться на примере Жанны. Между прочим, наши идейные противники, но что поделать — сосуществуем…

— Схватка двух миров… — пробурчал Белоконь. — И Земля — арена. Я-то думал, что такое случается только у Саймака.

— Интересно, почему вы так думали? — обернулся к нему Иванов. — И вообще, что вы думали, президент? Что в космосе нет разумных, кроме вас? Или они есть, но идейных расхождений у них быть не может? Все они, как горошины из одного стручка, да? Геннадий, вы ведь живете не на Земле, вы живете в космосе, ваша атмосфера — не броня, а космос не шеренга слепков с одной-единственной матрицы, когда же вы это поймете?

— Так, — сказал я. — И оттого, что наша атмосфера — не броня, вы можете экспериментировать, как хотите?

— Я уже сказал, что это не мы. Не путайте нас с ними. Мы были и остаемся наблюдателями, только наблюдателями, вы понимаете? Не имеете права даже шевельнуть пальцем.

— Даже если кто-то отдаст приказ начать ядерную войну?

— Даже.

— Это не жестоко?

— Иногда разумная жестокость лучше абстрактного гуманизма.

— Ага, — сказал Белоконь. — Это старая песня — что тот, кому оказали помощь, станет вечным нахлебником филантропа. Интересно, с какой стати? Понятия не имею, что творится в космосе, поэтому буду приводить только земные примеры. Вы хорошо знаете нашу жизнь?

— Я у вас шестой год, — признался Иванов. — Другие и дольше, так что разбираемся.

— Прекрасно. Тогда вы должны знать, что наша страна много помогает другим странам, но они не собираются превращаться в нахлебников.

— Неудачный пример, — сказал Белоконь. — Во-первых, вы говорите о делах вашей планеты. Во-вторых, вы путаете помощь с опекой. Представьте — друг против друга стоят изготовившиеся к бою армии, вот-вот должна прозвучать труба, и в этот момент к военачальникам одной из сторон подходит незнакомец и предлагает: «Не стоит вам губить своих солдат, отпустить их по домам к женам и чадушкам, а с