Бес стоял в десяти шагах от изготовившегося к поединку противника, скрестив руки на груди. Он даже, кажется, улыбался.

— Где твои мечи, Бес Ожский? Уж не думаешь ли ты, что справишься со мной голыми руками?

— Ты прав как всегда, благородный Гарольд. — Черный колдун брезгливо скривил изуродованные губы. — Чуб, мои мечи.

Бес вдруг присел, словно перед прыжком, а затем стремительно распрямился, как стальная пружина. Гарольд захрипел, схватился за горло и стал медленно заваливаться назад. Пораженный Ингольф Заадамский подхватил падающего короля. Руки Гарольда обессилено повисли, меч со звоном покатился по каменным плитам, напрягшееся тело дернулось раз, другой на руках у владетеля и затихло. Рукоять длинного ножа нелепо торчала из пробитой насквозь шеи нордлэндского короля. Заадамский поднял на Черного колдуна полные ненависти глаза:

— Ты называешь это честным поединком, меченый?

— Каждый сражается как умеет, — холодно отозвался Бес. Круто развернувшись, он зашагал, прихрамывая, к дому, ни разу не оглянувшись. Неровный звук его шагов странным эхом отдавался в стенах чужой всем крепости храмовиков.

Нордлэндские владетели стыли на месте, как громом пораженные. Смерть Гарольда казалась им чудовищной нелепостью. Опомнившиеся первыми, гвардейцы схватились за мечи, но Ингольф Заадамский остановил их — слишком уж неравными были силы. Вооруженные огненными арбалетами меченые Черного колдуна в течение считанных мгновений расправились бы с противниками.

— Что будет с нами? — спросил Ингольф у подошедшего Волка.

Меченый косо посмотрел на мертвого Гарольда, потом перевел глаза на Заадамского и крикнул своим:

— Откройте ворота.

Рослый меченый склонился к Атталиду и что-то горячо зашептал ему на ухо. Сердце Заадамского почти остановилось — взмаха руки этого меченого горданца хватило бы для того, чтобы двор крепости был устелен трупами.

— Я отвечаю, — Волк холодно посмотрел в глаза Чубу. — Открывайте ворота.

Тяжелые ворота крепости натужно заскрипели, давая свободу тем, кто уже успел проститься с жизнью.

Владетели доставили тело убитого короля в Ожский замок к утру следующего дня. Ингольф Заадамский долго мял в руках меховую шапку, прежде чем осмелиться войти в комнату Сигрид. Она подняла ему навстречу бледное неподвижное лицо и что-то прошептала посеревшими губами. Благородный Ингольф испуганно подался вперед.

— Черный колдун?

Заадамский только потерянно кивнул белобрысой головой. Больше она ничего не спросила, лишь крепко сжала побелевшими пальцами подлокотники дубового кресла. Ингольф молча поклонился и, покачиваясь от вдруг нахлынувшей усталости, вышел из комнаты.

— Я послал за владетелем Отранским, — Фондемский шагнул навстречу Заадамскому. — Принц Рагнвальд с гвардейцами уже на подходе.

— Король Рагнвальд, — хмуро поправил его благородный Ингольф.

Но Бьерн его не расслышал:

— Мы разрушим это осиное гнездо.

Заадамский с сомнением покачал головой. Храмовики умеют строить, поэтому взять крепость штурмом будет со всем непросто. Четырьмястами гвардейцами здесь не обойтись.

— У нас есть порох, — стоял на своем упрямый Бьерн. — Приграничные владетели не откажутся помочь.

— У Черного колдуна полсотни огненных арбалетов Храма. В таком деле если поспешишь, то людей насмешишь. Счастье еще, что живыми ушли из крепости.

— Ушли, да не все, — зло ощерился Фондемский. Никто ему не возразил. Остывшее тело короля лежало в часовне Ожского замка, и каждый из присутствовавших остро ощущал чувство вины за случившееся. Правда, и сам Гарольд, царство ему небесное, обманулся непростительнейшим образом.

— Я всегда подозревал этого Атталида, — хлопнул ладонью по столу владетель Гоголандский.

— Ты очень умело скрывал свои подозрения, благородный Арвид, — ехидно заметил Фондемский.

Владетели сдержанно засмеялись. Если уж Гарольд не разобрался в собственной родне, то что говорить о других.

— Как это Лаудсвильский прохлопал заговор у себя под носом? — крякнул с досады владетель Холеймский. — Ивар Хаарский, скажите пожалуйста! А я пил с ним все эти дни.

— Мальчишка храбро дрался с гуярами, и этот Атталид тоже.

— Меченые, — пожал плечами Фондемский, — драться они умели всегда.

— До сих пор я считал, что замок Ингуальд принадлежит благородному Рекину — откуда взялся этот Тор Ингуальдский?

— Старая история, — махнул рукой Заадамский. — Кристин Ингуальдская родила сына от меченого, а этот Тор, вероятно, ее внук.

— Но, черт возьми, — возмущенно выругался Гоголандский, — я хорошо помню ярла Ульфа, и этот щенок похож на него как две капли воды. Немудрено, что Гарольд обманулся.

— Ульф Хаарский — родной брат Тора Нидрасского, а у Тора кроме Беса и... — Заадамский замялся, не решаясь произнести имя покойного короля. — В общем, у него была еще и дочь. Вероятно, лже-Ивар — это ее сын.

— А разве вы их... — начал было благородный Арвид, но осекся под сердитым взглядом Фондемского. Владетель Ингольф вздохнул и, извинившись, покинул почтенное собрание. Судя по всему, разговор для него был неприятен. По слухам, приграничные владетели здорово тогда отличились в Ожском бору.

— Одного не пойму, — задумчиво проговорил Гольфдан Хилурдский, — какого дьявола Черный колдун выпустил благородного Ингольфа из своих рук?

Владетели переглянулись, и хотя вслух по этому поводу присутствующие высказываться не стали, но в уме заруб сделали. Заадамский был в крепости накануне и должен был заметить неладное, но почему-то не заметил. А королю Гарольду его рассеянность стоила жизни. Весьма подозрительная рассеянность...

Гаук Отранский прискакал в замок Ож утром следующего дня, а еще через пару дней прибыл и принц Рагнвальд во главе гвардейцев. Рагнвальд уже знал о постигшем его несчастье — дурные вести распространяются быстро. Полчаса он провел в часовне над телом отца, а когда вышел к владетелям, то лицо его было хоть и хмурым, но решительным.

— Мы возьмем крепость и повесим Черного колдуна, — сказал он твердо.

Владетели встретили его слова возгласами одобрения, и только Гаук Отранский промолчал, хотя именно его мнение более всего было интересно принцу. По слову Отранского встанут все владетели Приграничья, а если он скажет «нет», то вряд ли из этой затеи получится толк. Рагнвальд пока еще не король, никто не приносил ему вассальной присяги.

— Я не верю Ингольфу, — сразу же объявил Рагнвальд, как только они остались с Отранским наедине, — это он заманил в ловушку моего отца.

Благородный Гаук мрачно усмехнулся на слова молодого короля. Конечно, Рагнвальд не сам пришел к этому выводу, без доброхотов здесь не обошлось.