Его пальцы впились в нежную плоть ее бедер, оставляя на них синяки, потому что он крепко вцепился в нее, насаживая ее тело на свое гигантское копье.

— Аллах! О Аллах! — стонал он про себя. Входить в нее было столь же трудно, как в девственницу, и он почти потерял над собой контроль от возбуждения. Инсили была такой же. Теплой, влажной, тугой и возбуждающей. У него вырвалось что-то похожее на стон и рыдание. Он начал медленно ходить в ней, вытаскивая свой член почти до конца, потом загоняя его обратно в ее мягкую глубину.

До ее сознания еще полностью не дошла реальность происходящего. Валентина чувствовала, как огромный мужской орган растягивает ее. Он глубоко входил в нее, умело рыскал в ее глубинах, до тех пор пока она больше была не в силах контролировать свое тело, и оно ответило на его призыв, ее бедра дернулись вверх, навстречу его мощным толчкам.

— Давай, моя красавица, — простонал он сквозь стиснутые зубы. — Насаживайся на мой член! Давай! Давай! — Его пальцы больно впились в ее тело, когда он погрузился в ее податливую мягкость.

На кратчайшую секунду разум ее прояснился. Она подумала о том, как несправедливо, что ее тело должно доставлять удовольствие этому мужчине, когда она сама не хочет давать ему это удовольствие. Потом он ослабил свой железный захват на ее бедрах, и, наклонившись вперед над ее спиной, схватил ее за груди. Он крепко сжимал их в ладонях, заставляя ее быстрее двигать бедрами.

— Вот так, моя красавица, — горячо щепал он ей на ухо. — Я месяцами ждал этого, и оказалось, что тебя стоило ждать! — Он снова вцепился в ее бедра и ускорил движение, осторожно определяя ее желание. — Скажи мне, что ты хочешь меня, моя обожаемая Накш! Скажи мне, что ты хочешь меня! — Для него не имело значения, что своей победе он был обязан только возбуждающим средствам, которыми ее кормили ежедневно. Имело значение только то, что наконец она отдалась ему!

— Не-е-е-т! — всхлипнула она, исступленно пытаясь доказать, что по-прежнему может сопротивляться ему, однако внутри ее все молило о блаженном избавлении.

— Скажи: «Бери меня, господин Чика!» Скажи это! — требовал он.

— Никогда! — задыхалась она.

— Скажи: «Бери меня, господин Чика», или я выйду из тебя, Накш! — И он начал немедленно осуществлять свою угрозу.

— Нет! Пожалуйста, не надо! — умоляла она, стыдясь своих слов, но она уже была за той гранью, где сдерживаться было невозможно.

— Скажи мне эти слова, Накш, — пробормотал он более ласково. — Скажи мне, и я подарю тебе рай. Ты же знаешь, я могу сделать это.

Валентина сейчас открыто плакала, оттого что ей отчаянно нужно было завершение.

— Б… — рыдала она. — Бери меня, господин Чика! О Боже! Бери меня! Прошу!

Он грубо стал снова и снова безжалостно швырять себя на нее, почувствовав немедленный отклик, когда ее глубина задрожала в спазме удовольствия, а любовные соки затопили его член.

Она все еще продолжала задыхаться от потрясения, когда, не выходя из нее, он поднял ее и положил на спину. Удерживая ее руки по обеим сторонам ее головы, он приказал ей:

— Открой глаза, Накш, — и не отрывал от нее своего холодного взгляда, когда она подчинилась его приказу. Ее фиалковые глаза напоминали омытые дождем драгоценные камни. Они так затуманились страстью, что он почувствовал, как глубокая волна возбуждения сотрясает его. Его собственная развязка еще не наступила, и его член был тверд как камень и пульсировал.

— Скажи мне еще раз, моя райская дева! Скажи мне, что ты хочешь меня!

— Прошу! — прошептала она, и он закрыл ее рот поцелуем, просунув свой язык между ее зубами и забавляясь с ее языком.

Когда он поднял голову, требование, теперь молчаливое, по-прежнему светилось в его глазах. Оно было таким же твердым и неумолимым, как та огромная часть его тела, пульсирующая в ней. Валентина поняла, что эта битва быстро и просто не кончится, но она может оказаться легче для нее, если она станет сговорчивее.

Какое значение, в самом деле, имели слова, если за ними не стояли настоящие чувства? Она должна учесть, что завтра он отвезет ее во дворец в городе. Оказавшись там, она сможет убежать в дом Кира, где ее наверняка ждет Патрик.

«Патрик! Патрик!»— позвала она его про себя, так же как звала его почти каждый час плена. В Стамбуле, напомнила она себе, освобождение может стать возможным. На этом острове — нет.

— Накш! — Его голос ворвался в ее мысли. Валентина сосредоточила свои аметистовые глаза на Чикала-заде-паше.

— Бери меня, мой господин Чика! — свирепо закричала она. — О, бери меня! — С победоносным криком он снова набросился на ее сладость.

Эта ночь была длинной, самой длинной в ее жизни.

Больше всего она боялась забеременеть, потому что она, конечно, не принимала свое снадобье.

Она никогда бы не поверила, что мужчина может обладать такой неослабевающей потенцией. В течение этой ночи он брал ее бесчисленное количество раз на кровати, дважды в бассейне, где валил ее спиной на изразцы, а потом, подняв, насаживал ее на свой огромный кол.

Он силой заставил ее встать на колени и ртом возбуждать его член. Потом он возбуждал ее языком до тех пор, пока она не закричала от восторга. После каждой схватки он наполнял кубки бледно-золотистым вином, и они осушали их. Она догадалась, что в вино были подмешаны возбуждающие средства, потому что его вожделение было неистощимым и необузданным. Когда визирь, насытившись и насладившись своей победой, наконец уснул, Валентина заплакала от облегчения.

Шакир и Холим разбудили их поздно утром. Шакир зажарил только что пойманную рыбу, подал плоские теплые лепешки, зеленый инжир и йогурт. На столе стояла чаша с круглыми апельсинами, темно-фиолетовым виноградом и сладкими, золотисто-коричневыми грушами. Евнух разлил по кубкам оставшееся вино, потом он и Холим осторожно удалились.

Валентина не могла смотреть в глаза Чикала-заде-паше, но ликующий визирь был милостив к завоеванной женщине.

— Меня удивляет, Накш, как такая страстная женщина может быть такой врожденно-застенчивой, — дразнил он ее. — На моей спине остались царапины от твоих острых ногтей, так можно навсегда остаться со шрамами, как со свидетельством твоего сладкого жаркого желания.

— Желание, господин, вырвали у меня насильно, и это было только желание тела. Вам никогда не удастся овладеть моим сердцем, — спокойно сказала она.

Протянув руки через низкий стол, за которым они сидели, он взял ее лицо в ладони и сказал низким, хриплым голосом:

— Я в конце концов завоюю тебя всю, целиком, Накш. Твое сердце, твой ум, саму твою душу. В конце ты ни в чем не сможешь отказать мне, моя красавица. На самом деле будешь рада дать мне все, что я пожелаю. — Его серо-голубые глаза сжигали ее, потом он отпустил ее.

Ее лицо горело от стыда. Она собрала всю силу воли, чтобы не ударить его. Он был необыкновенно самоуверен, она никогда не видела таких людей. Ей, которую всегда ценили за ее спокойное, логичное поведение, хотелось сделать что-то яростное, отчаянное, драться с этим человеком. Но она мудро сдержалась. Она еще не выбралась с этого проклятого острова и не сбежала из его золотой клетки.