Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, у нее на уме куда более важные вещи. Вскоре после отъезда Элизабет в университет вероломно убили У Шэньяна. Нет, он не заменил ей отца, но благодаря пластичному уму и вопреки десятилетиям совершенно разного жизненного опыта стал ей настоящим другом. Он даже предупредил ее, что такое может случиться. Элизабет, девочка догадливая, но хорошо знакомая с культурой враждующих школ и выросшая на кинематографическом наследии гун-фу, ожидала, что старшие ученики мастера У выпрыгнут из кустов и дружно возьмутся за истребление негодяев. Ничего подобного не произошло. Обидевшись, она решила сделать все сама, ну или хотя бы найти пропавших учеников и спросить, почему они, как положено, не жаждут отмщения. Для этой цели Элизабет получила образование журналиста, которое позволило бы ей путешествовать и наводить справки. Эвандр Сомс пользовался в Криклвудской Лощине большим уважением, и это дало ей возможность свободно расспрашивать местных жителей. Она ходила по домам, задавала вопросы и выведала следующее: в город приходил человек по имени Смит. Он спрашивал У Шэньяна. Да таким тоном, что большинство поспешили его забыть. Зловещий тип. Он наводил на людей ужас и давал понять, что ему это приятно. Умел давить и подчинять. Смит мог быть дружелюбным и даже милым. Он выбрал такой псевдоним, потому что ему было плевать, догадываются люди о его вымышленном имени или нет. Главное – не оставить следов. Если кто и знал все о смерти У Шэньяна, так это он. Элизабет отправилась на поиски.
Для столь крупного мужчины Смит был на редкость неуловим. Напав на его след, она приезжала в отель, бар, частный дом или магазин, но никого там не находила. Смиту ничего не стоило угодить в западню и выйти через черный ход. Он вдоль и поперек знал подворотни в худших районах всех стран Земли. Элизабет тоже с ними познакомилась. Она пила мутное пиво на Пхукете и кумыс в Монголии. Она давала небольшие взятки пограничникам – «…на учебу вашему сыну, mon Capitaine, я слышала, он чудесный мальчик, нет-нет, я дождусь своей очереди… Ах, ну раз вы настаиваете… бросьте, вы ничем мне не обязаны, ведь мы теперь одна семья, ваша жена научила меня покупать дыни», – и улыбалась легковерным мужчинам. В Айдахо Элизабет посетила несколько девичников по случаю рождения ребенка, а в барах метала дротики вместе с рабочими, вставляя между делом свои вопросы. Чаще всего люди не понимали, о чем она спрашивает. Никто не слышал про Безгласного Дракона и не верил в ниндзя (слово путали с кинзой, брынзой, бензином, кизилом и всем подряд, о чем только может зайти речь в непринужденной беседе), а Элизабет, улыбнувшись, шла своей дорогой – только ее и видели. Но порой, в самых неожиданных местах, кто-нибудь отводил ее в сторонку и шептал: «Я об этом не трезвоню, но я с ним знаком… зачем такой девушке, как вы… Пообещайте, что никому не расскажете».
Элизабет шла за Смитом по запутанному и опасному лабиринту Аддэ-Катира, когда разразилась Сгинь-Война, и мир изменился. Она пряталась, сражалась и выживала, пока скитания не привели ее к Трубе, в городок под названием Борристри. Там она работала поваром, уборщицей, сборщицей фруктов и помощницей фокусника, покуда не прибилась к группе странствующих мимов с сомнительной репутацией и поразительными талантами. Руководил ими улыбчивый смутьян по имени Айк Термит. Под его потрепанным крылом и в обличье доктора Андромаса – ей вовсе не хотелось навлечь беду на Артель мимов Матахакси – Элизабет продолжила свои поиски.
Однажды, в Конрадинбурге, в берлоге среди льдов и пожелтевших сосен, один хнычущий старик без семьи и крыши над головой поведал ей любопытную историю. Звали его, как он с трудом вспомнил, Фрей, и давным-давно он работал слугой в Обществе Заводной Руки. Фрей носил перчатки без пальцев, курил левой рукой, а ел правой. От холода его защищала шуба, которая пахла даже хуже, чем он. Будучи мохнатее и задубелее хозяина, она воняла гнилью еще до того, как ее сшили. Элизабет дышала ртом и прихлебывала водку, чтобы перебить запах, и за пару рюмок да коробку махорки Фрей выдал ей свой самый большой секрет.
Она поехала домой и наконец-то нашла Смита в Харрисбурге: тот пытался завербовать на службу некоего Г. Уильяма Любича. Испугавшись, Элизабет нарушила свое железное правило и послала Гонзо весточку: «Не соглашайся на задание», но это, разумеется, ничего не изменило. Поскольку именно Смит погубил Безгласного Дракона (в чем Элизабет теперь убедилась), а Гонзо – временами – был учеником мастера У, она вслед за Агентством отправилась на Девятую станцию. Там она увидела усатого ниндзя и миг моего рождения, а позже – моего убийства.
– Скверно было, – задумчиво протягивает Элизабет. Да уж, наблюдать, как твоя первая любовь убивает и выбрасывает за борт часть самого себя, – не самое приятное занятие. Бедный Товарищ Корова.
Теперь Элизабет смотрит на меня с некоторой напряженностью. Слава богу, она уже сняла усы – мерзкий клочок крысиной шкуры, и личико у нее такое хорошенькое. Костюм доктора Андромаса (если знать, что надет он на женщину) весьма соблазнителен и даже откровенен. Глубокий узкий вырез. Белая кожа и темные глаза. Когда я втягиваю воздух носом, то чувствую запах мази. Когда вдыхаю ртом, по-прежнему ощущаю на губах вкус Элизабет. Лучше дышать ртом. Мы молчим. Сейчас может произойти что угодно. Такие моменты редко бывают в жизни, и пару из них я по глупости или нерешительности уже упустил. Не знаю, что случится на сей раз. Не знаю, чего хочу.
– Существует древний обычай, – выговаривает Элизабет, – насчет спасателей и спасенных.
Она пригибается близко-близко, так что я вижу только ее лицо. Мой голый левый бок жарит обогреватель, и тело Элизабет закрывает меня от тепла, принося прохладу. На мою грудь ложится хлопок Андромасова костюма, а под ним я чувствую Элизабет Сомс. Она легкая, воздушная, и упругость ее тела требует моего внимания.
– Когда спасатель и спасенный отходят после случившегося, последний падает на колени и восклицает что-то вроде: «О, как же мне тебя отблагодарить?!» Тогда первый набрасывается на него и любит со всем возможным тщанием и усердием. Конечно, учитывая стрессовые обстоятельства, им можно дать некоторую поблажку и заменить экстренное совокупление вдумчивым и длительным актом в дальнейшем, когда все опасности минуют. И вот я спросила себя, отдашь ли ты дань этой старой доброй…
Чему именно я должен отдать дань, она не говорит: я притягиваю Элизабет к себе и запечатываю ее губы своими, а ее руки жадно принимаются за дело. Сильные и длинные, они обвивают мои плечи, и если в пределах слышимости еще остались голуби, не спугнутые моими криками боли, то теперь они точно улетают на соседнюю крышу.
Выходит очень славно.
Позже, когда мы закутываемся в одеяла и пьем горячий шоколад, подогретый над электрическим камином, Элизабет смотрит на мою руку и говорит:
– Хм.
– Хм?
– У тебя след остался.
– Где?
Она показывает. И действительно, на моем плече странный отпечаток Пистлова ботинка, а в центре почти клеймо, оставленное набойкой каблука. С моего угла зрения оно похоже на полумесяц или на тарелку супа с ложкой. Где-то я такое видел… Это же пистоль!