что ты, Фигурка, еще не знаешь, насколько приятна обособленная часть чего-то целого, а потому необъятного. Я тебе рекомендую, зажмурь глаза и восприми ограниченную сферу окружающего мира в пределах терпимого, не более. Все остальное не заслуживает внимания, оно не должно тебя интересовать.

Е в а. Это уж своеобразная житейская мудрость, философия, не так ли?

Т а м а ш. Да. Фигурка, ты, видно, существо понятливое, восприимчивое. Это действительно целостная, проверенная на жизненном опыте философия. Рационалистическая философия профильтрованного мира. Путеводитель по жизни, расщепленной на мельчайшие частицы. (Возвращает собачку Еве. Меняет тон.) Кстати, вы любите танцевать?

Е в а. Кто? Фигурка?

Т а м а ш. Я спросил хозяйку собачки.

В этот момент к ним подходит  З о л т а н  К е р н э р.

К е р н э р (в изумлении, несколько раздраженно). Сервус, Евица.

Т а м а ш (с удивлением узнает своего однокурсника). Привет, Золи.

К е р н э р (уставившись на них). Вы знакомы?

Е в а, не проронив ни слова, демонстративно поворачивается и уходит.

Т а м а ш (смотрит вслед девушке, Кернэру). Чем это ты ее спугнул?

К е р н э р. Мы в ссоре, и Евица все еще на меня дуется.

Т а м а ш. Теперь моя очередь спросить — вы с ней знакомы?

К е р н э р (не отвечая на вопрос, спрашивает настойчиво, требуя объяснений). О чем это вы тут разговаривали?

Т а м а ш. О всяких пустяках. Поначалу о ее собачке, затем о теории Оппенгеймера.

К е р н э р. Я тебя предупреждаю, эта девушка занята.

Т а м а ш. Принимаю к сведению. Кстати, как ее фамилия?

К е р н э р. Это не должно тебя интересовать. Я же сказал — она занята.

Т а м а ш (с чувством собственного превосходства). Ты просто глуп. Я уже все о ней знаю. И она меня заинтересовала.

К е р н э р  торопливо бросается вслед за Евой.

Х о л л о д и (со своего места за судейским столом). Вы и в самом деле заинтересовались ею? Или только хотели досадить Кернэру?

Т а м а ш. Ева была обаятельной девушкой, хорошенькой, да к тому же она показалась мне умницей. И я сразу решил, еще там, в коридоре, что добьюсь ее расположения. Я заручился ее согласием провести вместе ближайший субботний вечер.

Освещение меняется.

В комнате студенческого общежития  т р и  д е в у ш к и - с т у д е н т к и  одевают Еву, которую еще не видно.

Ю д и т. Ой, осторожно, чего доброго, чулок порвешь.

В е р а. Не вертись, стой прямо!

Ю д и т. Только посмотри, какая у нее ладная, стройная фигурка!

В е р а. В этом наряде ты очень изящна и прехорошенькая. Я верю — ты произведешь неотразимое впечатление и пленишь любого самого взыскательного кавалера.

Г о л о с  Е в ы. Я мечтаю пленить.

Ю д и т. Кого же? Ты все еще не назвала нам его имени.

В е р а (Юдит). Тебе она тоже не открыла тайну?

Ю д и т. Послушай, Ева, ты не получишь золотых сандалет, если сейчас же не откроешь нам, для кого мы тебя наряжаем.

Е в а (выходит из окружения девушек. Она нарядна и выглядит действительно привлекательной). Завтра расскажу! Завтра обо всем узнаете.

В е р а (придирчиво оглядывает ее платье). Сидит на тебе как влитое.

К л а р и. Пожалуй, только цвет чуть-чуть ярковат.

Ю д и т. Вот и хорошо, что яркий.

Е в а (целует Веру). Спасибо за платье, Верочка. Обещаю беречь как зеницу ока.

К л а р и (Еве). Покажи ножки.

Ева приподнимает юбку.

(Торжествующе.) Что я вам говорила? К васильковому цвету очень идут чулки цвета загара.

Е в а. Спасибо за чулки, Кларика. (Целует Клари.)

Ю д и т. Зря ласково целуешь ее, чулки цвета загара уже вышли из моды.

Е в а (целует Юдит). Спасибо за сандалеты, Юдит.

В е р а. И до чего у тебя стройные ножки!

Е в а. Спасибо за комплимент, да и за платье, Верочка.

Ю д и т. Платье действительно сидит на тебе как влитое. (Вере.) Смотри, она вся какая-то воздушная, того и гляди, вспорхнет да улетит.

В е р а. От Золи Кернэра она уже упорхнула.

Ю д и т. Скажи только одно — ты дала ему отставку?

Е в а. Завтра! Завтра все узнаете! (По очереди целует Юдит, Веру и Клари.) За все, за все благодарю. Вы — душеньки, мои дорогие подружки! (Кружится.) Я понравлюсь? В самом деле, я могу понравиться?

Слышится тихая музыка. Ева кружится в такт музыке.

С т у д е н т к и  исчезают.

Появляется  Т а м а ш. Подхватив Еву, кружит ее в танце.

Т а м а ш. Обращаться к тебе на «ты» или на «вы»?

Е в а. Ты уже говорил мне «ты».

Т а м а ш. У тебя завидная память. Значит, ты великодушно разрешаешь задним числом?

Е в а. Разрешаю. Давай выпьем на брудершафт. (Поднимает невидимый бокал.) Будь здоров!

Т а м а ш (тоже поднимает бокал, как бы чокаясь с ней). Будь здорова!

Пьют до дна.

Будь доброй к Тамашу, будь ласковой с беднягой!

Е в а (посмеиваясь). Ах бедняга, ах бедняжка, ах бедняжечка.

Т а м а ш (прикидываясь раздраженным). Что это ты заладила одно и то же — бедняга, бедняжка, бедняжечка?

Е в а (ласково). А потому что слышала, будто каждой девице-красавице, которую ты хочешь обольстить, завладеть ее сердцем, нашептываешь на ушко: «Будь паинькой, доброй, будь ласковой с беднягой…»

Т а м а ш. От кого это ты слышала подобную чушь?

Е в а. От многих.

Т а м а ш. Все они завистливые злопыхатели. (Пытается поцеловать ее.)

Ева отстраняется.

Ну что ты сопротивляешься. Я хочу тебя поцеловать. (Долго и страстно целует ее.)

Ева с трудом вырывается.

Какие сладкие у тебя губки! Какие аппетитные! (Снова пытается ее обнять и поцеловать.)

Е в а. Ты меня задушишь.

Т а м а ш. Ну, полно, перестань, дорогая, давай-ка лучше потанцуем. (Сделав несколько па, останавливается.) Послушай, Ева. Мне очень хочется, чтоб ты в меня влюбилась. Хотя то, чего я так жажду, — несусветнейшая глупость, чистейший вздор. Ведь что такое любовь? В сущности, цепь нелепых осложнений.

Е в а (с наигранной обидой). Если ты так считаешь…

Т а м а ш. Погоди, погоди! Раз тебя это шокирует, я могу выразиться более изысканно: любовь — это трепетное ожидание с замиранием сердца, когда можно захлебнуться от счастья, а то и зачахнуть от любовной тоски.

Е в а. Ах, бедняжка Тамаш. У тебя слишком заигранные пластинки (умильно передразнивая): «захлебнуться от счастья», «трепетное ожидание», «с замиранием сердца», «зачахнуть от любовной тоски»! Такой высокопарный стиль был модным, пожалуй, в пору юности моего прадеда.

Т а м а ш (шепотом, приблизившись к ней). Скажи, ты хотела бы долго жить?

Е в а. Да.

Т а м а ш. Ты ошибаешься и напрасно тешишь себя надеждой. (Упоен своим успехом.) Ну посуди сама. Если, к примеру, продлить жизнь человека лет на сто, что же получится? Тебе, скажем, стукнет сто двадцать, а мне сто двадцать три… Мы ни на что уже не будем способны. Дряхлый, немощный старец, я уже не в силах буду целовать, любить тебя… В таком возрасте мы перестанем быть полноценными людьми… Жить полнокровной жизнью…

Е в а (упорствуя). Все равно хочется жить долго-долго.

Т а м а ш. Зачем?

Е в а. Чтобы долго быть счастливой. (Пересилив себя.) Фу, какая я сентиментальная, как моя бабушка.

Т а м а ш. Помолчи-ка лучше! (Снова целует ее.)

Е в а (освобождаясь от объятий). Как грустно