Так вот, жизнь — тот же самый баскетбол. Может, поэтому у игры столько поклонников — приходят семьями. Потому как уроки — вот они, как на ладони. И еще потому, что это командная игра. Случается — а в моей практике такое происходило, — что игрок набирает до сорока четырех, а то и сорока пяти очков, а команда все равно проигрывает. Так же и в нашей Атланте. Можно пойти в политику и стать в ней игроком номер один, но если ты вроде канонира… понимаете?.. канонира, у которого одна цель — покрыть себя неувядаемой славой, то никогда ничего не сделаешь для города. Если же ты соберешь команду, если в твоей команде все почувствуют себя братьями и сестрами, будут действовать слаженно, перед вами откроются все двери. А есть ли у нас сейчас такой Бастер Грант? Чьи слова запали бы в самую душу? Есть, братья и сестры, есть. И таких много. Однако один из них сейчас находится прямо перед вами. — Флит обернулся и сделал жест рукой. — И зовут его преподобный Айзек Блейки!

Бешеные хлопки, возгласы: «Да, один из них!..»; «Что ни бросок — то в кольцо!..»; «Так их, брат, так их!».

Флит в очередной раз подался вперед, становясь ближе прихожанам:

— Вот почему я решил баллотироваться в мэры. Я хочу собрать команду… такую, которая нужна нашим людям. Как сказал преподобный Блейки, Атланту называют Черной Меккой. Ну а до тех пор, пока Атланта будет находиться в руках «братьев, разбавленных молоком»… которые только и знают, что ублажать «ванильный народец»… понимаете?.. «ванильный народец»…

Хохот: «У-у-у… ха-а-ха-ха-ха…»; «Во сказал, Шокко!..»; «Ту-ту-ту-ту-у-у!..».

— …Команды нам не видать. Пока что у нас одни канониры… а ведь мы можем сделать все лучше, гораздо лучше. — Флит выпрямился, голос его зазвучал громче. — И мы сделаем лучше! Братья и сестры, давайте же поклянемся друг другу, что мы объединимся! Плевать нам на эли-и-иту… какого бы цвета она ни была! Будем одной командой! Да вы сами гляньте. Уже финал, а мы проигрываем. Ну да ничего, наши души… они запылают огнем, еще как запылают… вот увидите…

«Точно!..»; «Сказал свое слово, Шокко!..»; «Гори, неопалимая купина!..»; «Хвала Господу!».

— …И никто не скажет нам: «Ребята, игра закончена!» Никто не остановит нас, потому что мы вместе! Ничто не остановит! Мы выиграем эту игру! Да, выиграем!

Флит выбросил руки вверх и стал до смешного похож на Плотника, изображенного на витраже позади. Прихожане принялись рукоплескать что есть силы, повскакав с мест. Через разрозненные вопли и крики послышалось, как скандируют: «МЫ С ТО-БОЙ! МЫ С ТО-БОЙ! МЫ С ТО-БОЙ! МЫ С ТО-БОЙ!»

Роджер Белый по малодушию своему тоже вскочил с места. И глянул назад, в самый конец прохода. «Ну а сейчас-то можно уйти?» Прихожане начали выходить в проход, но дальше не шли. Они всячески выказывали одобрение этому огромному, ладно скроенному, молодому парню за кафедрой. Роджер Белый так и застыл на месте, даже кровь с лица схлынула.

Наконец аплодисменты стихли, и преподобный Блейки, который к тому времени уже стоял рядом с Флитом, шагнул к кафедре.

— Братья и сестры, — обратился он к прихожанам, — братья и сестры… Я тут попросил брата Флита сделать еще кое-что. Видит Бог, он не хотел. Он считает, что здесь не место. Но раз уж речь зашла о единстве, я хочу показать ему это самое единство. — С этими словами преподобный наклонился и вытащил из-за кафедры четыре обычных металлических ведерка, составленных одно в другое. — Я хочу, чтобы брат Флит раздал их вам, а мы с двумя леди из хора поможем ему. Наполните ведерки кто чем сможет, чтобы поддержать кампанию брата Флита Спонсоров из числа крупных корпораций у него не ожидается — он ведь ничего не обещал этим… на севере Атланты. Если не наберете ведерко — не беда, никто вас не осудит, потому как брат Флит и сам пришел сюда вовсе не для сбора средств. Это все я, я заставил его!

Флит улыбнулся и, качая головой, потупился. Сама скромность, стыдливо ожидающая приваливших нежданно-негаданно щедрот.

«Вот черт! — выругался про себя Роджер. — Не могу же я уйти, пока не закончится этот идиотский сбор средств! Иначе все решат, что я не желаю вносить свою лепту в общее дело».

Вскоре до него уже отчетливо доносился звон монет, ударявшихся о днища ведерок.

«Черт! — снова ругнулся Роджер. — Сюда идет Флит!»

«Сколько же дать, сколько? Сколько дать, чтобы сорваться с крючка?» Роджер медленно вытащил из кармана брюк сложенные пополам и скрепленные золотистой скрепкой банкноты. Стараясь не привлекать ничьего внимания, он проверил наличность. «Невероятно! Две бумажки по сто долларов, одна по пятьдесят и еще один доллар. Может, доллар? Нет, долларом не обойтись, уж это точно». Огромный Флит вдруг оказался совсем рядом, ожидая, когда с дальнего конца ряда вернется ведерко. Когда оно дошло до Роджера Белого, у того снова как будто включилась вторая нервная система — рука сама вытянула банкноту в пятьдесят долларов и опустила в ведерко.

«Шокко» Флит наклонился, будто бы взять ведерко, улыбнулся Роджеру своей ослепительной улыбкой и тихо шепнул:

— Спасибо, брат. Если есть немного времени, я бы хотел перекинуться парой слов. Буду ждать за помостом.

Роджеру Белому ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия. Но едва только прихожане потянулись к выходу, он тут же пошел на попятную — в буквальном смысле слова бежал, спасая свою шкуру и газету с диктофоном.

На улице уже стемнело.

«Машина!»

К своему огромному изумлению, Роджер обнаружил «лексус» целым и невредимым. А плохих парней так нигде и не заметил.

Когда Шибздика увели, Пять-Ноль тут же приступил к переустройству «хаты». Хатой заключенные, особенно бывалые, называли свою камеру. То ли это была ирония, тоска по домашнему очагу, то ли просто тюремная тупость, Конрад не знал. Хотя, учитывая вид и обстановку этой вонючей коробки для ящериц, назвать ее неким подобием дома можно было, только окончательно отупев.

Пять-Ноль занял нижнюю койку Шибздика, а Конрад — верхнюю, прямо под проволочной сеткой. Пришел охранник, убрал матрас, на котором раньше спал Конрад, и унес два полиэтиленовых пакета с вещами Шибздика. Пять-Ноль вытряхнул на нижнюю койку содержимое собственного мешка и провел инвентаризацию. Перед Конрадом предстали: пластмассовая кружка; кусачки для ногтей; пакетик лапши быстрого приготовления; банка газировки «Доктор Пеппер»; несколько книг — «Доктор Сноу» Дональда Гойнза, потрепанная «Белая лошадь» некоего Аху Джангхуо и маленький альбом с набросками художника по имени Эрик Джиль; стопка конвертов с почтовыми штемпелями; фотография улыбающейся гавайской девушки в кафе у окна, за которым виднеются пальмы; зубная щетка; два тюбика зубной пасты; чистая бумага и конверты; три одноразовые ручки «Bic»; записная книжка от Армии Спасения; шампунь «Органик» для нормальных волос; пластиковый стаканчик из-под мороженого, набитый растворимым кофе, и еще один такой же стаканчик с тщательно закрашенным черной пастой донышком, которое Пять-Ноль зачем-то вдавил внутрь и обтянул сверху прозрачной оберткой от сандвича. Теперь у Конрада появилось спальное место, где можно было вытянуть ноги. Но еще больше его удивила другая перемена в хате — Пять-Ноль стал разговаривать с ним. Без конца.