— Вы слишком добры ко мне.

Под капюшоном хрюкнуло, но в целом повелитель Нави сохранял спокойствие.

— Почему ты все-таки отдал Колоду, а не использовал в качестве обычной приманки?

— Заманить барона в Тайный Город, захватить или уничтожить?

— Да.

— И что бы нам это дало?

Князь не удостоил Сантьягу ответом. Промолчал, углубившись в величественную тьму. Почти минуту комиссар прислушивался к тишине, после чего улыбнулся и спокойно продолжил:

— Гибель истинного кардинала и потеря Алого Безумия привели бы к окончательному расколу в клане Бруджа и появлению пяти-шести независимых группировок. А я больше не заинтересован в дроблении Саббат.

— Ты придумал для мятежников новую каверзу?

— Почему же каверзу? — улыбнулся Сантьяга. — И почему «придумал»? Все мои идеи являются результатом серьезной аналитической…

— Просто скажи, как собираешься действовать.

— Хорошо, — покладисто согласился комиссар. — Помните, в начале прошлого столетия я докладывал, что противостояние с Саббат заходит в тупик?

— Гм… возможно.

— Вампиры расползлись по планете, попрятались в щели, и «походы очищения» перестали быть эффективным инструментом контроля за мятежной популяцией. Мы тратим массу времени и сил на подготовку, а результаты становятся все хуже и хуже, за последние пятьдесят лет было проведено не более трех по-настоящему удачных походов, во время которых Саббат понесла действительно чувствительные потери. Мы стреляем из пушки по воробьям.

— Нав должен говорить «взял на охоту меч», — поправил своего комиссара лидер Нави.

— Я знаю, — улыбнулся Сантьяга. — Итак, почему мощные кланы, некогда ушедшие в Саббат, распались на малочисленные группировки? Из страха перед нами?

— Полагаю, это основная причина.

— Инстинкт самосохранения?

— Да.

— На протяжении тысячелетий инстинкт самосохранения заставлял масанов тянуться к истинным кардиналам. Теперь же они все чаще становятся объектом охоты, их кланы развалились. Объяснить подобное поведение вампиров только инстинктом самосохранения я не могу. Речь идет о размывании традиционных принципов, характерных для семьи Масан. Идеи Саббат, которые вожди мятежников были вынуждены пропагандировать, базируются на принципе абсолютной свободы. Делай что хочешь веди себя как хочешь. Кто сильнее, тот и прав. Тот более свободен. Никаких запретов, никаких ограничений. По сути, вожди Саббат вернули своих подданных в первобытное состояние, в законы животной стаи. И нет ничего удивительного в том, что традиционные ценности перестали что-либо значить.

— Ты хочешь вернуть на путь истинный целый народ? — На этот раз в голосе князя прозвучал интерес: «каверза» Сантьяги заинтересовала повелителя Нави.

— В сложившейся ситуации есть и моя вина. А ошибки следует исправлять.

— Ошибку найти проще, чем истину.

Комиссар нахмурился:

— Вы считаете, что мне не следует…

Его оборвал взмах рукой. Князь помолчал. Вздохнул.

— Мятежники привыкли к полной свободе.

— По моим оценкам, полная свобода, другими словами, деградация до уровня уличных убийц, тяготит не меньше половины масанов Саббат. Взрослые вампиры видят, точнее, не видят цели, к которой бы шла семья, недовольны отсутствием стабильности и утомлены гражданской войной. Они не готовы уйти в Тайный Город, но не хотят жить по старым канонам Саббат.

— Но, пока кланы раздроблены, твой замысел обречен.

— Верно.

— Ты хочешь их объединить.

— Пусть появится настоящий вождь. Крепкая рука, способная взять власть.

— А власть — это порядок.

— Вкус власти сладок. Вождю захочется удержать ее как можно дольше, в идеале — передать по наследству, основать династию. А для этого общество должно быть стабильным.

— Ему придется сдерживать своих подданных, чтобы они не привлекали внимание челов, — проворчал князь.

— Рано или поздно вождю придется ввести нечто похожее на Догмы Покорности. Появятся законы, и на масанов Тайного Города перестанут смотреть как на рабов. Возникнет почва для диалога.

— Мы уничтожим лозунги, единственное, что стоит между масанами.

Повелитель Нави замолчал. Казалось, что черная фигура растворилась в окружающей кресло тьме и слилась с нею, исчезла… Но это только казалось. Почти пять минут ждал Сантьяга следующего вопроса:

— Ты хочешь отдать власть барону Александру?

— Поставить во главе масанов истинного кардинала, владельца Амулета Крови, гораздо проще, — скупо ответил комиссар.

— Ради этого ты вернул ему Колоду Судьбы и познакомил с Захаром? Собираешься помогать в объединении Саббат руками Треми?

— Одному Брудже не справиться. — Сантьяга не любил делиться не до конца сформированными планами.

— А не боишься создать монстра? Поднявшись на такую вершину, истинный кардинал станет знаменем для всех масанов. В том числе и для тех, кто живет в Тайном Городе.

— Мне приходила в голову такая мысль.

— И?

— Я работаю.

* * *

Виллу Луна поглотили праздничные огни. И дом, и парк заливал яркий свет сотен ламп и фонарей, периодически вспыхивал фейерверк, а когда его брызги исчезали, ночные облака освещались мощными прожекторами. На вилле Луна царила атмосфера большого праздника.

Но гостей не было. Равно как и официантов, разносящих вино и закуски, столов с яствами, шумных криков, смеха, гомона и танцев. Оркестр, правда, был, но небольшой: струнный квартет исполнял романтические сонаты, мягко ложащиеся на освещенную искусственным светом тьму.

И Клаудия на берегу пруда. Тонкая фигурка у мраморной балюстрады. Черный шелковый плащ с накинутым капюшоном, несколько цветков в руках. Девушка не сводила глаз с черной воды и медленно, очень медленно, обрывала лепестки пышных роз.

Барон подошел к окну, взглядом нашел фигурку дочери, вздохнул, покачал головой и наполнил бокал густым красным вином. Александр догадывался о причине внезапной грусти Клаудии, и хотя причина эта ему очень не нравилась, Бруджа не лез к дочери с расспросами. Если у Клаудии возникали проблемы, она делилась ими с отцом, если девушка молчала, барон не затевал ненужных разговоров. Хотя он очень хотел бы узнать, о чем Клаудия беседовала с Захаром Треми.

«Ладно, мы еще обсудим нашего епископа».

Александр снова вздохнул, пригубил вино, и его мысли вернулись к стоящей на столике шкатулке. К Колоде Судьбы. Ко второму величайшему артефакту, попавшему в сокровищницу барона. На фоне такой удачи, даже любопытные — необычайно любопытные! — переговоры с Захаром Треми отошли на задний план, стали слишком мелкими. Перед Александром открывались куда более радужные перспективы, чем те, что мог предложить епископ.