Джим Стек сдружился со всеми главными фигурами ближнего круга Джордана, начиная от его отца и Адольфа Шивера и заканчивая Джорджем Колером и тремя Фредами. «Они просто обожали Майкла, – говорил Стек, – и Майкл о них заботился. Адольф постоянно был рядом. Адольф был очень дружелюбным парнем, он всегда был поблизости, но никогда не вел себя назойливо, никоим образом. Он просто наслаждался таким образом жизни и тем, что предлагал ему Майкл. Он был настоящим доверенным лицом Майкла в обществе и за пределами площадки. Я не знаю, как они там договаривались друг с другом в плане оформления рабочих отношений, но полагаю, что Майкл оказывал ему какую-то поддержку все эти годы. Майклу нравилось постоянно видеть этих парней рядом с собой. Думаю, что их присутствие оказывало на него успокаивающий эффект и держало в узде за пределами площадки».

Шивер начал зарабатывать деньги самостоятельно, организовывая вечеринки для игроков NBA после ежегодных матчей Всех Звезд – этот бизнес неуклонно расширялся благодаря его связи с Джорданом. Ховард Уайт, Сонни Ваккаро, а позже и Фред Уитфилд были сотрудниками Nike. Колер, Гас Летт и несколько других людей выполняли обязанности охранников и другого обслуживающего персонала.

«Для прохода по аэропортам ему нужно было присутствие рядом людей из окружения, – признавал Джексон. – Он возил с собой людей на гостевые матчи. Его отец ездил с ним. Как и друзья. Он просто вел жизнь, которая временами изолировала его от партнеров. Превращение Джордана обратно в члена команды стало вызовом, нужно было осуществить его так, чтобы он не утратил своего особого статуса, потому что ему не хватало необходимого каждому уединения в личной жизни».

Даже при всем этом Джексон решил, что должны существовать какие-то ограничения для Майкла. «Так что я знал, – вспоминал он, – что нам придется сделать некоторые исключения из основных правил, которые у нас были: «Итак, твои отец, братья и друзья не могут ездить в командном автобусе. Давай оставим его только для членов команды. Да, они могут встречаться с тобой во время выездов, но не могут летать на самолете команды. Должна существовать командная этика, некая священная часть жизни команды, которая остается только нашей и имеет отношение к тому, что мы делаем как баскетбольный клуб».

Это стало еще одним пунктом в повестке дня, который со временем набьет оскомину в зубах пиар-ассистентов команды. Джексон бросался словом «священный» как истинный сын «палаточных проповедников», коим он и являлся. Одной из черт Джексона было это лицемерие, которым, казалось, всегда обладали великие тренеры вроде Джона Вудена. Из-за этого другим тренерам и было так тяжело терпеть от них поражения.

Драка

Осложнения стали появляться и дальше, так как в круг приближенных Джордана стали входить фигуры из мира СМИ, в числе которых были комментаторы Куинн Бакнер и Ахмад Рашад. Бывший ресивер Рашад, сделавший карьеру в NFL, работал сразу на двух работодателей: NBC Sports, для которого вел репортажи с площадки, и непосредственно саму NBA, для развлекательного подразделения которой готовил программу Inside the NBA. Рашад был олицетворением перемен в масс-медиа. Он привнес на экран своеобразный шарм и утонченность человека, не обделенного чувством стиля, что свидетельствовало об отходе телекомпаний от древней традиции отдавать эфир на откуп грузным господам в одинаково скучных костюмах, с микрофонами и блокнотами в руках. СМИ менялись точно так же, как менялись Майкл Джордан и вся лига в целом.

Отношения Рашада с Джорданом стали настоящей золотой жилой для Рашада, как, впрочем, и для Джордана, который всегда искал медийных лиц, которым можно было бы доверять. «Для Ахмада это был полезный опыт, ведь он был парнем из мира футбола, – объяснял Мэтт Гукас, позже работавший с Рашадом на NBC. – Теперь же он внезапно оказался брошенным в спорт, в котором разбирался лишь на уровне рядового болельщика. Он действительно не знал баскетбол так, как знал футбол. Потом его попросили работать с боковой линии, выискивать разные интересные детали, рассказывать истории и т. д., а также развивать отношения с игроками. Это далеко не самая простая задача, вот только Ахмаду было легче с ней справиться, потому что он был очень представительным молодым человеком с хорошими манерами, и остается таковым и сегодня. Он со всеми ладил. С Майклом он тоже установил взаимоотношения. И вновь через каналы Nike. Раньше я ездил в различные промо-поездки от Nike, когда работал тренером, и Ахмад всегда крутился рядом, он так или иначе был как-то связан с мероприятиями, в роли гостя Майкла или другом качестве. И каждый раз, когда Майкл приезжал в Нью-Йорк, они вместе куда-нибудь выбирались. А когда Ахмад приезжал в Чикаго, Майкл выходил куда-нибудь с ним или приглашал к себе домой. У них были довольно близкие отношения. Но Ахмад не злоупотреблял этим. Он не нарушал их личные договоренности».

Джордан стал известен подобными союзами. В свои первые сезоны в «Чикаго» он сдружился с Марком Вансилом, репортером Sun-Times, позже ставшим фрилансером и выпустившим несколько весьма элегантных и информативных иллюстрированных книг о Джордане в сотрудничестве с Майклом Уилбоном, уроженцем Чикаго, писавшем о спорте для Washington Post.

Пресс-атташе «Буллз» Тим Халлам достаточно долго варился в клубе, чтобы своими глазами увидеть происходившие перемены и заметить, что некоторая неприглядность всего этого по-прежнему имела место. Халламу нравилось называть узкий круг репортеров, окружавших Джордана каждый вечер после игры, нецензурными словами pig fuck. После каждого матча около двух десятков репортеров и членов съемочных групп телеканалов скучивались вокруг звезды, закидывали ее вопросами и подходили как можно ближе, чтобы не упустить ни единого слова. Халлам счел, что Джордан жаждал быть в центре внимания, но никогда не мог понять, зачем ему нужно было устраивать это pig fuck в потной раздевалке после каждой игры. Джордан завел привычку мыться в душе в приватной обстановке, а затем облачаться в безукоризненные, идеально скроенные роскошные костюмы, которых, казалось, у него бесконечно огромное количество. Он возвращался в раздевалку, выглядя так, словно только что сошел со страниц журнала GQ, а затем занимал свое место среди репортеров, толкавшихся вокруг. Свет «солнечных прожекторов» их камер прыгал ослепительным белым пятном по такой знакомой макушке Майкла цвета черного оникса, и этот танец прерывали лишь тончайшие ручейки пота, стекавшие по голове то тут, то там, пока он рассказывал об игре, в которой только что принял участие.

По мере того как толпа журналистов росла и увеличивалась в размерах с каждым сезоном, Халлам начал все чаще приходить к мысли, что гораздо проще было бы проводить пресс-конференцию по итогам матча в комнате для интервью, где звезда могла бы занять центральное место на специальном подиуме, однако Джордан хотел все так же встречать репортеров в странной, первобытной обстановке запотелой раздевалки. Зачем ему нужно было входить в этих прекрасных костюмах в эту толпу именно там, недоумевал Халлам. Но интимная обстановка и была самой сутью pig fuck. Джордан знал, что отстраненная, стерильная атмосфера комнат для пресс-конференций не подходит ему. Он хотел занять центральное место в этой толпе репортеров так же сильно, как они хотели сгрудиться вокруг него. Тем временем его партнеры по команде каждый вечер наблюдали за этим столпотворением со смешанным чувством трепета и презрения. Временами им тоже доставалась порция внимания, но Джордан научился жить в окружении этой массы людей. Статьи и репортажи, попадавшие в прессу после этих интервью, излучали близость, которой они пропитывались в этой обстановке. СМИ называли его Майклом, словно каждый из репортеров хорошо знал его лично и написал статью после аудиенции в его кабинете. В результате миллионы людей по всему миру знали в первую очередь его имя. Майкл.