Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Посмотри-ка, Жанна Мария, с этими длинными волосами он вовсе не похож на сына прачки, надо обстричь его.
Жанна Мария содрогнулась.
— Я не могу, — пробормотала она, — мне кажется, что я отрезаю ему голову, белая женщина будет опять стоять за мной.
— Опять эти глупости! — пробормотал Симон. — Давай ножницы, я сам сделаю это; надо отрезать ему волосы, прежде чем он попадет в корзину. Ну, ну, не пугайся так, Жанна Мария, не в гильотинную, а в твою бельевую.
Симон взял большие ножницы, сел на скамейку поближе к свечке и сказал:
— Поди сюда, Капет.
Мальчик нерешительно подошел к нему и боязливо сжался, когда Симон схватил его и поставил меж коленей.
— Не сделай ему больно, Симон, — пробормотала Жанна Мария, — подумай о том, что она здесь и все видит.
Симон невольно оглянулся, а затем произнес:
— Слава богу, что мы уезжаем отсюда, а то и я, пожалуй, скоро с ума сойду; давай сюда свою голову, Капет!
Мальчик робко подчинился.
— Чего же ты плачешь? — спросил Симон, срезая с головы ребенка его густые локоны.
— Мне так жалко моих волос, мастер!
— Ах ты, обезьяна! Ты, вероятно, воображаешь, что твои волосы очень хороши?
— Нет, мастер, — сквозь слезы печально проговорил мальчик, — я люблю свои локоны, потому что она целовала их в последний раз, когда я ее видел.
— Кто она? — сурово спросил Симон.
— Моя мама-королева, — сказал Людовик таким нежным голосом, что Жанна Мария прослезилась.
— Тише! — сказал Симон. — Ты никогда не должен называть так свою мать; с завтрашнего дня ты сын прачки. Помни это. Теперь готово! Собери волосы с пола, Жанна Мария, и положи их на стол, чтобы чиновник увидел их и не удивлялся, если не узнает мальчика. Теперь попробуем, влезет ли Капет в корзину.
Корзина была принесена, и Симон велел мальчику лечь на дно.
— Прекрасно! — сказал он жене. — Положи сверху немного грязного белья; пусть сидит Капет там ночь, а то еще чиновникам взбредет в голову сделать ночной обход. Теперь вынем из лошади его преемника.
Симон подошел к лошади, вынул винт, скрытый под украшениями упряжи, и снял верхнюю половину лошади.
Внутри лежал, свернувшись комочком, бледный больной мальчик, племянник маркиза де Жаржэ. Жанна Мария взяла свечу и осветила ребенка.
Маленький Людовик выглянул из своей корзины и с любопытством устремил свои голубые глаза на больного мальчика.
— Он совсем не похож на королевского сына, — пробормотала Жанна Мария, внимательно всматриваясь в бледное, сморщенное лицо идиота.
— Надо скорей одеть его, — прошептал Симон. — Вставай-ка, мальчик!
Он стал трясти больного, тот медленно открыл глаза, но не двинулся.
— Ты забыл, что он глухонемой, — сказала Жанна Мария.
— Правда, забыл. Давай сюда одежду, Жанна Мария, нарядим нашего принца.
Они общими усилиями надели мальчику костюм Людовика, который не сводил взора с больного ребенка.
— Так, — сказал Симон, укладывая глухонемого на тюфяк Людовика, — сиди смирно, Капет, в своей корзинке! Видишь, твое место теперь занято.
— Мастер, — робко проговорил Людовик, — могу ли я задать тебе один вопрос?
— Спрашивай, безымянное создание.
— Мастер, этот мальчик умрет, когда меня спасут?
— Что ты хочешь сказать этим?
— Если этот бедный мальчик должен умереть из-за меня, то лучше я останусь, если…
— Ну, договаривай, договаривай. Что же, ты хочешь остаться здесь?
— Да, мастер, если его будут бить и мучить вместо меня и он умрет, то я лучше останусь; я не хочу, чтобы другого били из-за меня, это нехорошо и…
— Ты глупый мальчик, — сказал Симон, грозя ему кулаком, — и сам не знаешь, что говоришь. Только посмей еще разговаривать!.. Я забью до смерти тебя и этого мальчишку. Сейчас изволь спрятаться в корзину и не смей нос показывать. Слышишь!
Людовик поспешно юркнул в корзину; когда Жанна Мария через несколько минут осторожно приподняла крышку, она увидела, что Людовик стоял на коленях на дне глубокой корзины, подняв к небу сложенные ручонки.
— Симон, — прошептала она, — Симон, не смейся надо мной и не брани меня! Вы говорите, что Бога нет и республика упразднила Бога и церковь, но дай мне хоть один раз стать на колени и помолиться, как молится сейчас маленький Капет и молилась австриячка на эшафоте.
Не выжидая ответа мужа, Жанна Мария опустилась на колени около корзины и прошептала:
— Людовик, слышишь ли ты меня?
— Да, я слышу тебя, гражданка, — прошептал мальчик.
— Прости меня, умоляю тебя, — прошептала Жанна Мария. — Я очень виновата перед тобой, но раскаяние овладело мной и не давало мне покоя ни днем ни ночью. Прости меня, сын королевы, и помолись, чтобы твоя мать простила меня.
— Я помолюсь за тебя, и моя мама-королева простит тебя, ведь она была добра и всегда учила меня, что надо прощать своим врагам; я должен был поклясться моему дорогому папе, что забуду и прощу людям все зло, которое они причинили нам.
Жанна Мария опустила голову и зажала рот руками, чтобы заглушить крик, готовый вырваться из ее груди.
Мало-помалу в мрачной комнате Симонов