— Помоги мне спасти принца, Симон, и твоя совесть не будет больше мучить тебя.

— По-твоему так, — пробормотал Симон, — но Конвент смотрит на это совсем иначе. Однако теперь поздно раздумывать, мы уже пришли.

Он трижды ударил кулаком в закрытые ворота первого двора. Привратник отпер и беспрепятственно пропустил Симона и его спутника, сообщив, что муниципальный чиновник дал особое разрешение на пропуск лошади.

— Но об этом посыльном, которого ты привел с собой, он ничего не говорил, — задумчиво продолжал привратник. — Я могу разрешить ему донести лошадь только до второго двора. В Тампль он входить не смеет.

— Да я вовсе и не желаю входить в тюрьму, — проговорил посыльный. — Ведь попасть-то в нее легко, а выйти трудно. Ну-ка, гражданин, живей!

Они пошли дальше во второй двор.

— Осторожность прежде всего, помни это! — прошептал Тулан. — Завтра утром я буду стоять на углу в этом же костюме; ты позовешь меня, чтобы помочь тебе переезжать.

— Ох, хоть бы все поскорей прошло! — простонал Симон. — У меня в голове сумбур, а сердце бьется, как у молодой девушки.

— Мужайся, Симон; подумай о том, что завтра ты будешь свободным и богатым человеком. Как только ты передашь прачке у заставы Макон узел с бельем, ты получишь двадцать тысяч франков и…

— Стой! — воскликнул часовой у ворот Тампля. — Никто не смеет входить сюда без пропуска.

— Может быть, гражданин, ты потребуешь, чтобы моя лошадь также предъявила тебе пропуск? — со смехом воскликнул Симон.

— Чепуха! Я говорю о посыльном.

— Он и не собирается входить, — ответил Симон. — Но посмотри на него хорошенько, завтра он придет помогать мне переезжать. Добудь телегу, гражданин, а теперь помоги мне взвалить лошадь на плечи. Ну, до завтра!..

— До завтра! В десять часов я буду у ворот, — ответил мнимый посыльный, медленно возвращаясь по двору.

Около ворот он остановился и вступил в разговор с привратником, говоря, что на другое утро придет помогать Симону, и равнодушным тоном спросил, назначен ли уже последнему преемник.

— Не собираешься ли ты занять это место? — ворчливо спросил привратник.

— Я? Сохрани бог! Я вовсе не хочу такого места; там, в тюрьме, наверно, ужасный воздух.

— Да, — ответил привратник, — а потому завтра, когда Симон выедет, там будет произведена основательная чистка; его преемник въедет только после полудня.

— Ну, я не завидую ему, — засмеялся Тулан. — До свиданья, гражданин, завтра мы опять увидимся.

Он вышел на улицу и медленно пошел по ней. На одном из перекрестков стоял нищий; мнимый посыльный подошел к нему и подал ему милостыню.

— Сделано? — тихо спросил нищий.

— Да, господин маркиз; слава богу, до сих пор все шло хорошо. Лошадь в Тампле, и ничего не открыто.

— Хоть бы Бог помог нам и завтра, — пробормотал нищий. — Вы уверены, что все будет выполнено в точности?

— Уверен. В то время как вы покинете Париж под видом прачки, наши союзники выедут из других ворот в приличных экипажах.

— И вы, Тулан, явитесь спасителем короля Франции, — прошептал нищий. — Будьте уверены, что Франция впоследствии отблагодарит вас!

— Не надо мне никаких благодарностей. До завтра у заставы Макон.

Маленький Людовик отнесся с несколько большим интересом к лошади, принесенной Симоном, чем к другим игрушкам; он даже приподнялся на матрасе и бросил долгий, испытующий взгляд на красивую, стройную лошадку.

— Ну? — спросил муниципальный чиновник, вошедший вместе с Симоном. — Как тебе нравится эта лошадка, маленький Капет?

Мальчик молча кивнул головой и протянул руку к лошади, делая попытку подняться.

— Завтра, маленький Капет, — воскликнула Жанна Мария, — сегодня ты должен лежать совсем смирно, как велел доктор. А теперь я обстригу тебе волосы. Гражданин, — продолжала она, обращаясь к чиновнику, — я хотела бы, чтобы ты присутствовал при этом, потому что его лицо, вероятно, совсем изменится, и можно будет подумать…

— Что это совсем не тот мальчик, который так измучил нас, — со смехом перебил ее Симон. — Пожалуй, скажут, что мы так полюбили его, что забрали с собой!

— Никто не может заподозрить верного республиканца Симона в таком вероломстве, — сказал чиновник, — да, кроме того, мальчик ведь останется здесь. Не беспокойся, Симон! Если я увижу завтра перемену в мальчике, то буду знать, отчего она происходит.

— «Буду знать, отчего она происходит!» — повторил Симон, глядя вслед уходившему чиновнику.

— Запри дверь, Симон, — прошептала Жанна Мария, — надо освободить мальчика, а то он, пожалуй, задохнется.

— Нет, нет! — воскликнул Симон. — Он не задохнется: там, под седлом, всюду сделаны отверстия. Но надо быть как можно осторожнее! Вдруг дежурному чиновнику вздумается сделать обход, что тогда? Можно сделать так, чтобы мальчику не было душно.

Он осторожно снял седло и послушал у отверстия, находящегося под ним.

— Он дышит совсем ровно и спокойно, — тихо сказал Симон, — и, кажется, спит. Возьми-ка седло, Жанна Мария; при малейшем шуме ты опять наденешь его, а я немного поукладываю наши вещи.

Когда дежурные чиновники и часовые сделали свой последний обход и удалились на ночь в свое помещение, в комнате Симона началось необычайное движение.

Жанна Мария, до того времени лежавшая одетая на постели, встала, а Симон, послушав у двери, подошел к тюфяку Людовика и велел ему вставать.

Ребенок, совершенно излечившийся теперь от своего равнодушия и апатии, тотчас же вскочил и стал исполнять дальнейшие приказания Симона. Последний достал из-под своего