Мартин зевнул, потянулся, оглянулся на лазурное, яркое, радостное море, приставив ладонь козырьком к глазам. Лицо его было опухшим, словно накануне он сильно пил.

– Искупаться бы.

Его голос почти заглушали истошные вопли чаек, кружащих над рыбацкими лодками. Метрах в ста от друзей грохотал порт.

– Вики, не хочешь? Сейчас мода на такие купальники пошла… Две тряпочки, клянусь, здесь и здесь. На тебе будет смотреться очень сладко.

– А на тебе – еще и весело, – неловко огрызнулась Виктория, придвигаясь ближе к Алексу. Тот кинул на Марта укоризненный взгляд, барон открыл рот… и закрыл его, отвернулся, закурил, искоса поглядывая на решетку.

– Судя по следам зубов, тут не первый год проблема, Сань.

На железных прутьях отчетливо видны были как свежие, так и заржавевшие царапины.

– Ну ты же знаешь людей, – сдержанно ответил коротко стриженный Алекс, – пока голова не отвалится, они не почешутся.

– Нам же лучше, – с удовольствием высказался Мартин. – Давай инструктаж, и пойдем. Мне не терпится.

– Это видно, – хохотнул Михей, – нам с Данилычем эта дрянь успела надоесть хуже армейских обедов. Саня вон вообще увольняться собирается.

– Правда? – оживился Мартин.

– Правда, – буркнул Алекс. – Довольно я грязь месил. Тут недавно ко мне Дед заявился. Сказал, что я идиот, раз из-за заслуженного трояка решил себя в армии похоронить. И если гордость достаточно потренировал, то через месяц он ждет меня у себя. Мол, есть у него для меня должность.

– Так это превосходно, Данилыч, – отозвался Макс. – Соглашайся.

– Подумаю, – кривясь, сказал Александр. – Склонен согласиться.

– А ты, Миха? – поинтересовался Макс.

Михей тоже потянулся на солнце.

– А мне в армии по душе, Малыш. Саня уйдет, меня командиром отряда поставят, там и до майора недалеко. Осяду в гарнизоне каком-нибудь, женюсь, буду армейскую карьеру делать. Хочу добиться, чтобы боевые маги в каждом подразделении были, как в Блакории. А то сейчас в Рудлоге аптекарей больше, чем боевиков. Но вернемся к делу. Саш?

Свидерский развернул карту.

– Смотрите. Тут несколько входов. Разделимся, пойдем с двух сторон, чтобы ни одна тварь не ускользнула. Будьте осторожны, часть пещер подтоплена соленой водой. Зачистим нижний уровень, в это время мои ребята из отряда пойдут из города вниз, погонят нежить на нас.

– Здесь, судя по следам, мелочь, – скучающе сказал Макс, подходя к решетке и проводя пальцем по царапинам. – Хоботочники. Можно брать по ходу на человека и чистить поодиночке. Кто последний, тот проставляется по итогам.

Алекс покачал головой.

– Мелочь, но мы не знаем их количества. Сколько выдержит твой щит, если они массой начнут биться? Так что сделаем иначе. Вы с Михеем пойдете отсюда, – он коснулся карты и кивнул вправо, – тут метрах в пятидесяти есть вход. А мы с Вики и Мартином уйдем на километр влево, там еще один. Давайте согласуем маршрут. Сигналки у всех работают?

В вопросах безопасности Алекс был жутко дотошным.

Подземелье встретило Макса и Михея холодом и сыростью. Снаружи было градусов двадцать пять, не меньше, здесь же – не больше десяти. Они проморгались, привыкая к темноте после солнечного дня, запустили в воздух Светлячки и сигнальные маячки на нежить – и пошли вперед.

Сильно пахло гниющими водорослями, полы оказались склизкими, неровными, со следами грубой обработки. То и дело попадались ямы с черной вонючей водой. Каменный коридор под небольшим уклоном поднимался вверх и расширялся. Еще через несколько шагов неслышно засигналили маячки, раздалось знакомое похрюкивание – и навстречу им выбежала первая тварь, удивительно крупная для этого подвида, размером с хорошую свинью.

– На рыбе так откормились? – недовольно буркнул Макс, создавая огненные Лопасти.

– На рыбаках, – съязвил Михей, отступая в сторону, чтобы не мешать другу. За первой несущейся тварью устремились ее товарки – и у друзей-магов пошла привычная, несуетная работа. Нежить точечно испепеляли, не используя сильные заклинания, – кто знает, как отреагирует скала и не окажутся ли они похоронены под массой камня, если ударят чем-то помощнее.

– Надо разделяться, – проворчал Тротт через полчаса, измельчая Лезвиями еще с пяток крупных хоботочников почти не глядя. – Надо, Миха, иначе мы так неделю будем друг за другом топтаться. Никого крупнее тут точно нет, щиты наши минимум сутки выдержат, даже если в них по сотне зубастиков будет биться. Данилыч прав, перестраховываясь, но мы же умрем тут от скуки.

Михей подумал, вспоминая расположение пещер, и нехотя кивнул. Сашины предосторожности он тоже понимал, но они с друзьями давно вышли из нежного возраста. А если совсем честно, то каждый из них и в одиночку мог бы здесь справиться.

– Дойдем до ближайшей развилки, запломбируем этот коридор и разделимся, Малыш.

Это была плохая идея, последствия которой хорошо обтесали еще один свойственный инляндцу порок – самонадеянность. Не прошло и двадцати минут после разделения, как на очередной развилке от звука его шагов или от вибрации заклинаний произошел обвал. Сверху на щит разом осело несколько десятков тонн горной породы – Тротт даже не успел среагировать. Только зубами скрипнул от опустившейся на плечи тяжести. Ни шагу сделать – щит и так на грани, – ни крикнуть. Сил хватило дернуть сигналку на запястье; оставалось только надеяться, что Михей, как находящийся ближе всех, успеет добежать прежде, чем скала довершит начатое.

Тротт обливался по́том, но упорно укреплял защиту. Если хотя бы часть обвала соскользнула по куполу вниз! Но нет, по границе щита остались лежать сверзившиеся в первые секунды валуны, а основная масса, видимо, нашла точку равновесия на вершине щита и благополучно замерла. И как-то не до ощущения себя всесильным гением, когда вот-вот тебя перемелет камнепадом или сожрут всё прибывающие на запах живой плоти хоботочники. И когда начинают потрескивать кости на лодыжках и ныть плечи, сразу вдруг понимаешь, что и высыпаться надо, потому что бессонница режет резерв вдвое, и не пренебрегать практиками на расширение этого самого резерва. А нежить словно чувствует твою слабость и усиленно, перескакивая через осыпавшийся камень, бьется о щит. В другой раз ты бы этого и не почувствовал, но сейчас, когда так важно равновесие и все силы брошены на укрепление купола сверху, каждый удар может стать последним.

Время тянулось невыносимо медленно, а резерв уходил с удручающей скоростью. Макс потушил Светлячки и остался в кромешной тьме – даже такая кроха силы позволит выиграть еще с десяток секунд. От немыслимого напряжения кружилась голова, и ему казалось, что он слышит, как потрескивают и лопаются в теле жилы. В глазах вдруг плеснуло красным – неожиданно тьма расступилась, и Тротт снова увидел и низкий коридор, уходящий вперед, и обезумевших от запаха его страха и горячей крови хоботочников, и щебенку, с шорохом скользящую по куполу щита вниз. Все выглядело странно монохромным, будто состоящим из теней разной плотности, из всех оттенков тьмы.