— Ты этим займешься?

— Да.

— Хорошо. Я могу купить… И если я…

Она переключилась на свои внутренние схемы, на тот никогда не отдыхающий материнский отдел мозга, который хранит сведения о детских праздниках, предстоящих через две недели, помнит о пищевых аллергиях друзей детишек, всегда знает, у кого какой размер обуви, и не нуждается в напоминаниях цифрового дневника, чтобы записываться дважды в год на профилактический осмотр у стоматолога, и ведет реестр исходящих благодарственных записок на подарки к дню рождения.

— Какое второе условие? — спросил Джейкоб.

— Что, прости?

— Ты сказала, я должен сделать две вещи.

— Ты должен усыпить Аргуса.

— Усыпить?

— Да.

— Чего ради?

— Потому что пора и потому что он твой.

Мальчиком Джейкоб любил раскрутить глобус, остановить его пальцем и вообразить, как бы все было, если бы он жил в Нидерландах, Аргентине, в Китае или в Судане.

Мальчиком Джейкоб воображал, что его палец на миг останавливает вращение настоящей Земли. Никто этого не замечает, как никто, по сути, не чувствует вращения Земли, но солнце замирает в небе, океан стекленеет, и фотографии сваливаются с холодильников.

Своими словами — Потому что пора и потому что он твой — Джулия будто пальцем остановила его жизнь.

Потому что пора и потому что он твой.

Место, где сходились два условия, было его домом. Но мог ли он там жить?

На последней своей конференции Джейкоб познакомился с парой глухих родителей и их восьмилетним, тоже глухим, сыном. Они недавно переехали в Штаты из Англии, рассказал мужчина, потому что мальчик в автомобильной аварии потерял левую кисть.

— Сожалею, — показал Джейкоб, обводя сжатым кулаком вокруг сердца.

Глухая мать прикоснулась четырьмя пальцами к нижней губе, затем вытянула руку, опустив пальцы книзу, будто посылая воздушный поцелуй без поцелуя.

Джейкоб спросил:

— Здесь врачи лучше?

Женщина ответила знаками:

— В британском языке жестов нужны обе руки для изображения букв пальцами. В американском нужна только одна. Он справился бы и там, но мы хотим создать ему наилучшие условия.

Мать с мальчиком отправились к палатке ремесел, отец остался с Джейкобом. Они проговорили час, в тишине, заполняя пространство друг между другом историями своих жизней.

Джейкоб читал о глухих парах, которые хотели иметь глухих детей. Одна такая пара даже прибегла к генетическому вмешательству. Потом он довольно часто об этом думал, о моральной стороне такого выбора. Когда они достаточно поболтали, чтобы вопрос не показался праздным любопытством, Джейкоб спросил мужчину, что тот почувствовал, когда узнал, что его сын, как и он сам, глух.

— Меня спрашивали, мальчика я хочу или девочку, — прожестикулировал тот в ответ. — Я ответил, что хочу здорового ребенка. Но у меня было одно самое тайное желание. Может быть, вы знаете, что слух у новорожденного проверяют только перед самой выпиской?

— Не знал.

— Посылают в ухо звуковой сигнал: если он отражается, значит, ребенок слышит. Поэтому ждут, сколько можно, пока ушной канал освободится от амниотической жидкости.

— Если звук не возвращается, то ребенок глухой?

— Точно.

— Куда же уходит звук?

— В глухоту.

— То есть какое-то время вы не знали?

— День. Один день он не был ни то ни другое. Когда медсестра сообщила, что он глухой, я плакал и плакал без конца.

Джейкоб вновь нарисовал кулаком круг на груди.

— Нет, — показал глухой отец. — Слышащий ребенок был бы благословением. Но глухой ребенок — особенное благословение.

— Это и было ваше желание?

— Мое самое тайное желание.

— Но как же насчет наилучших возможностей?

— Могу я спросить, не еврей ли вы? — поинтересовался глухой отец.

Вопрос был столь неожиданный, что Джейкоб не был уверен, так ли он понял его, но все же кивнул.

— Мы тоже евреи.

Это вековечное признание и смутило, и моментально успокоило Джейкоба.

— Откуда ваш род?

— Отовсюду. Но в основном из Дрогобыча.

— Мы с вами земляки, — показал глухой отец.

На самом деле он показал "Мы с вами из одних мест", но Джейкоб уловил, что его руки говорили на идише.

— Евреям труднее, — продолжал этот отец. — Не всегда получаешь лучшие условия.

— Да, все иначе, — ответил Джейкоб.

Отец показал:

— Я прочел в одном стихотворении такую строчку: "Можно найти мертвую птицу, но нигде не увидишь их стаю".

Знак для стаи — две ладони, волнообразным движением отодвигаемые от живота.

Домой Джейкоб вернулся как раз к субботнему обеду. Они зажгли свечи и благословили их. Благословили вино и пили его. Развернули халу, благословили, преломили, раздали, ели. Благословения канули во вселенской глухоте, но когда Джейкоб с Джулией шептали в детские ушки своих мальчиков, молитвы возвращались эхом. После еды Джейкоб с Джулией, Сэм, Макс и Бенджи, закрыв глаза, ходили по комнатам.

В конце концов спешить с бар-мицвой не пришлось — лишь через восемь дней Тамир с Джейкобом нашли способ попасть в Израиль, — но на усыпление Аргуса времени явно не хватало. Джейкоб поговорил с несколькими сострадательными ветеринарами, а кроме того, посмотрел несколько жутких видеороликов на "Ютубе". Даже когда эвтаназия была очевидным "благом" — не на шутку страдающему животному дают возможность уйти легко, — это была жуть. Джейкоб не мог на такое пойти. Не был готов. И Аргус не был готов. Они не были готовы.

Посольство по-прежнему отказывало в помощи, коммерческие авиакомпании в Израиль по-прежнему не летали. Поэтому Тамир с Джейкобом пробовали раздобыть журналистскую аккредитацию, записаться в волонтеры "Врачей без границ", прилететь в какую-нибудь соседнюю страну и добраться в Израиль на корабле — все бесполезно.

Их положение и положение во всем мире изменила трансляция во многих странах речи израильского премьер-министра — речи, составляя которую он должен был понимать: эти слова будут учить наизусть школьники или вырежут на мемориальных досках.

Глядя прямо в камеру и прямо в еврейские души смотревших на него евреев, он заявил о беспрецедентной угрозе самому существованию Израиля и просил всех евреев от шестнадцати до пятидесяти пяти "поспешить домой".