Экономика прибылей и убытков формирует мощные стимулы, которые зависят от прибылей, находящихся в частной собственности. Когда государственные предприятия в Советском Союзе получали прибыль, она не была их частной собственностью, а принадлежала «народу», или, проще говоря, государство могло направить ее на любые цели, на которые считало нужным ее потратить. Советские экономисты Шмелев и Попов указывали и сетовали на неблагоприятное влияние такой системы на стимулы:

Конечно, лидеры страны могли и дальше вести речь о таких вещах, однако уничтожение стимулов, существующих в рамках прав собственности, снижало шансы на достижение целей. Из-за отсутствия прав собственности те, кто управляет прибыльными предприятиями, не могут «закупить или построить что-то на имеющиеся деньги», которые «превращаются… в простые цифры на банковских счетах, реальная ценность которых без разрешения сверху… равна нулю»[107]. Иными словами, успех не приводил к автоматическому расширению успешных предприятий, а неудача — к сокращению неуспешных, как это происходит в рыночной экономике.

Социальный порядок

Порядок включает в себя не только законы и реализующий их государственный аппарат, но и честность, надежность и готовность к сотрудничеству самих людей. Лауреат Нобелевской премии по экономике Кеннет Эрроу сказал: «В работе экономической системы функциональную роль играет нравственность».

Честность и надежность могут значительно отличаться в разных странах. Как выразился один осведомленный обозреватель, «хотя невозможно представить бизнес без взяток в Китае, предлагать взятку в Японии — величайший ляп». Убытки от краж в магазинах и служебных хищений (если считать в доле от объемов продаж) в Индии вдвое больше, чем в Германии или на Тайване. В качестве эксперимента в общественных местах намеренно оставляли кошельки с деньгами, так вот доля возвращенных кошельков сильно варьировалась в зависимости от страны. Например, в Дании вернули практически все кошельки с нетронутыми деньгами. Среди представителей Организации Объединенных Наций, обладающих дипломатическим иммунитетом к местным законам Нью-Йорка, дипломаты из стран Ближнего Востока регулярно оставляют неоплаченными штрафные талоны за нарушение правил парковки (например, 246 у кувейтских дипломатов), в то время как у дипломатов из Дании, Японии или Израиля неоплаченных талонов нет.

Честность и надежность также существенно отличаются в разных группах в пределах одной страны, что тоже отражается на экономике. Некоторые изолированные группы полагаются на собственный внутренний социальный контроль при ведении дел с другими членами группы, которым они могут доверять. Одна из таких групп — марвари в Индии, чьи деловые сети появились в XIX веке и простирались далеко за пределы Индии, вплоть до Китая и Средней Азии. Марвари «совершали сделки с огромными суммами, полагаясь просто на слово торговца». Однако для Индии в целом это определенно не свойственно.

Сделки между незнакомыми людьми — неотъемлемая часть современной успешной массовой экономики, требующей сотрудничества, включая объединение колоссальных финансовых ресурсов множества людей, которые не знают друг друга лично. Что касается общего уровня надежности для незнакомых людей в Индии, то The Economist сообщал:

Когда нельзя полагаться ни на честность населения, ни на целостность правовой системы, экономическая деятельность сдерживается и даже подавляется. В то же время определенные группы людей, члены которых могут доверять друг другу, как марвари, получают большое конкурентное преимущество, поскольку способны обеспечить взаимное сотрудничество в некоторых видах экономической деятельности, простирающихся во времени и пространстве, гораздо более рискованных для других людей в таких обществах и тем более для иностранцев.

Подобно марвари в Индии, евреи-хасиды в алмазном квартале Нью-Йорка часто передают друг другу партии драгоценностей и делят выручку от продажи на основе устных договоренностей. Резкая социальная изоляция хасидской общины от остального общества и даже от других евреев делает обман собрата-хасида слишком рискованным поступком, грозит потерей репутации, экономических и социальных связей и огромным позором для семьи. Примерно так же обстоит дело на другом конце света, когда китайское меньшинство в различных странах Юго-Восточной Азии заключает между собой устные соглашения без учета местной правовой системы. Ввиду ненадежности и коррумпированности некоторых из этих постколониальных правовых систем, умение китайцев опираться на собственные социальные и экономические модели обеспечивает им экономическое преимущество перед местными конкурентами, у которых нет столь же надежного и недорогого способа заключать сделки или безопасно собирать деньги. В результате затраты на ведение бизнеса у китайцев меньше, чем у малайских, индонезийских или других предприятий региона, что дает им конкурентные преимущества.

То, что профессор Уильям Истерли из Нью-Йоркского университета метко назвал «радиусом доверия», у разных наций простирается на разное расстояние, а для некоторых — не выходит даже за рамки семьи.

Даже в одной стране величина радиуса доверия может отличаться. В одних американских общинах бизнес вынужден тратить лишние деньги на мощные решетки для защиты от краж и вандализма в нерабочее время и на охранников в рабочее, в других — бизнес не несет таких затрат, а потому может работать с прибылью, даже взимая меньшие цены.