class="p1">5 июня Григорий Орлов добился своего и женился на Екатерине Зиновьевой. Свадьбу праздновали в пригороде Петербурга, и сорокатрехлетний жених плясал от радости. Екатерина пожаловала новой княгине ранг гофмейстерины и позднее приехала отобедать с новобрачными в гатчинском поместье.

В тот же день, когда состоялась свадьба Григория, король Швеции Густав III прибыл в Петербург морем и был немедленно принят Екатериной в Царском Селе. Густав был двоюродным братом Екатерины, сыном брата ее матери Адольфа Фридриха, на шестнадцать лет моложе нее. Он путешествовал под именем графа Готланда и попросил, чтобы во время визита ему не оказывали королевских почестей, ибо хотел передвигаться относительно свободно.

В этот первый день кузены отобедали вместе и встретились еще несколько раз за время месячного пребывания «братца Гу», как называла его впоследствии Екатерина в переписке с Гриммом. Екатерина организовала ознакомление кузена со всеми достопримечательностями Петербурга. Они обменялись дорогими подарками; Екатерина наградила его орденом святого Александра Невского и подарила ему трость, ручка которой была изготовлена из цельного бриллианта стоимостью в шестьдесят тысяч рублей, а также манто из голубой лисы. Густав заложил камень в основание Чесменской церкви, строящейся в память морской битвы. Екатерина также постоянно передавала Потемкину подарки для Зорича, с которым оба обращались как с любопытной игрушкой.

Наконец в августе Гримм покинул Санкт-Петербург. Несмотря на отказ остаться в России, он теперь официально находился на жаловании у Екатерины с годовым окладом в две тысячи рублей. В его обязанности входило быть ее доверенным агентом в Париже и покупать для нее художественные произведения. Переписка между ними немедленно возобновилась. Екатерина сообщала о достижениях в своем саду в Царском Селе и о недавних посетителях — тридцатишестилетнем итальянском композиторе Джованни Паизиелло и герцогине Кингстон, англичанке со скандальной репутацией:

«Опера Паизиелло не будет поставлена до сентября. Ожидая, он ходит на прогулки, и говорят, что без ума от моего парка, который становится красивее с каждым днем: к Гранд-Капрису[45] сделана тропинка, которая мне кажется прекрасной. Но пока она окончена только в воображении, так как деревья там еще не посажены — в наличии только два травянистых склона…

Порассуждаем о сумасшествии: герцогиня Кингстон прибыла сюда на собственной яхте под французским флагом; это очень умно; она определенно не лишена интеллекта; она очень любит меня — но так как она почти глуха, а я не могу кричать, ей от этого никакой пользы»{668}.

Герцогиня Кингстон, она же графиня Бристоль, урожденная Элизабет Чадли, родилась в 1720 году и вела в Лондоне скандальную жизнь, достигнув пика известности после появления голой на балу, который давал венецианский посол. Ее брак с чрезвычайно богатым герцогом Кингстоном в 1769 году была вторым браком: Элизабет уже была тайно обвенчана в 1744 году с Августом Харви, позднее третьим графом Бристолем. Герцог Кингстон умер в 1773 году, а в 1776 году Верховный суд Парламента призвал герцогиню к ответу за двоемужие. Она была признана виновной, но наказана только штрафом. Затем она отправилась путешествовать вокруг Европы, чтобы избежать личных денежных затруднений по иску, выдвинутому племянником умершего мужа с целью вернуть имущество Кингстона. В конце концов юристы герцогини выиграли дело в ее пользу.

10 сентября в Петербурге произошло катастрофическое наводнение. Екатерина, которая вернулась в город из Царского Села за день до того, немедленно как свидетель написала Гримму:

«В десять часов вечера поднялся ветер, с грохотом распахнув окно в моей комнате. Немного побрызгал дождь, но потом полетело все подряд: черепица, железные листы, оконные рамы, вода, град и снег. Я спала очень крепко, но в пять часов меня разбудил порыв ветра. Я позвонила, ко мне пришли и сказали, что вода у самых моих дверей и пытается прорваться в здание. Я ответила, что в таком случае нужно переставить гвардейский караул в малый двор, чтобы караульные не погибли, пытаясь предотвратить нашествие вод. Сказано — сделано. Я хотела посмотреть поближе, поэтому отправилась в Эрмитаж. И он, и Нева выглядели как развалины Иерусалима: набережная, которая была еще не достроена, усеяна трехмачтовыми торговыми судами. Я сказала: «Боже мой! Биржа сдвинулась; графу Мюниху придется создавать таможенный пост там, где находился театр Эрмитаж». Сколько было разбитых окон и перевернутых горшков с цветами! И будто чтобы составить компанию цветочным горшкам, фарфор с камина валялся по всему полу и по диванам…

Я обедаю дома. Вода сошла, и как видите, я не утонула. Но некоторые только-только начинают выползать из своих берлог. Я видела одного из своих гофмейстеров, который прибыл в английском экипаже; вода покрывала заднюю ось коляски, и у лакея, стоявшего сзади, ноги были в воде. Но хватит говорить о воде. Она смешалась с вином, так как все мои подвалы затоплены, и Бог знает, что из этого выйдет»{669}.

В дополнение к прочим несчастьям, от наводнения сильно пострадал Летний сад: большинство мраморных статуй, которые поставил там Петр Великий, были смыты, так же как и вольеры, теплицы, оранжереи, бельведеры и основная достопримечательность сада — тщательно разработанная система фонтанов, которая снабжалась водой из реки Фонтанки и управлялась насосами, созданными самим Петром. «Только вообразите: недавнее наводнение испортило более трехсот девяноста метров набережных, — сообщила Екатерина Гримму. — С этого дня я сержусь на город святого Петра. В нескольких домах ели рыбу, пойманную в собственном дворе. Граф Панин ходил на рыбалку в свой манеж. Почти все окна в моем Эрмитаже разбиты. Сто сорок кораблей погибло в Неве под моими окнами»{670}.

В ноябре Екатерина пережила колики. Всегда с охотой обсуждавшая свою пищеварительную систему, она описала симптомы Гримму во всех деталях:

«Сегодня я проснулась между пятью и шестью часами утра с жуткой болью в теле. Я попыталась сесть, и боль перешла вверх, к груди, так что у меня перехватило дыхание. Я позвонила. Кто-то вошел. Я не знала, что со мной, не