– Ты рассмотрела его? – повернулся к дочери Аттис.

– Нет, но могу описать, как я его почувствовала, – качнула головой ее высочество, добавив: – Если только у меня получится связно передать ощущения.

– Не трудись напрасно, девочка. – Арзила встала со стула, подошла к принцессе и взяла ее руку. – Просто постарайся вспомнить.

Леа закрыла глаза. В памяти снова всплыла мерцающая дымчатая воронка, пронизанная иглами льда, черноты и злобы.

– Хорошо, достаточно, – погладила девушку по плечу Верховная жрица, а потом с тревогой заглянула в ее глаза. – Мне не нравится твой кашель!

– Мне тоже, – усмехнулась принцесса. – Но, ийаду, давайте разберемся с болезнью позже. После…

Дальше девушка продолжать не стала, но этого и не требовалось, всем и так было ясно, что имела в виду энданская принцесса.

Служительница богов спокойно кивнула, соглашаясь со строптивицей, и, оглядев присутствующих людей, сказала:

– Один из Заточенных богов свободен. Теперь он смертен, но по-прежнему очень могуч. Нам придется тяжелее, чем думалось!

– Ну что ж, – невесело подвел итог энданский король, – зато королева стала слабее, а мы предупреждены.

Он повернулся к усталым путникам.

– Отправляйтесь спать, и чтобы до вечера голов от подушек не отрывали. Это приказ! – с притворной суровостью нахмурил брови король, но потом, улыбнувшись, добавил: – Или хотя бы до обеда.

Его светлость Рикквед, зевнув во весь рот, пробормотал:

– Я готов заснуть хоть на улице, главное, чтобы не наступили.

Князь рассмеялся:

– Ну нет, Рикквед, какой же из меня хозяин, если я не найду для героев несколько кроватей!

Ката позвал служанку, и она, с интересом поглядывая на вымотанных спутников, отвела их к постелям. Гости уснули, не успев прислонить головы к подушкам. Казалось, ничто не в состоянии их поднять, но не прошло и нескольких часов, как вскочила, подчиняясь короткому приказу матери, царевна, следом поднялась энданская принцесса. Она тут же унеслась куда-то, оставив дядю досыпать в одиночестве. Рикквед Веллайн проспал до сумерек. Похоже, он твердо решил, что лично ему спешить некуда. Нетерпеливость молодости уже не относилась к числу недостатков брата короля Энданы.

* * *

Защитники крепости, стоя на стенах, с удивлением рассматривали оружие гномов. Больше всего людей изумляли мощные копья, целиком выкованные из железа и острые как иглы. Такое копье обычному человеку не поднять. Да что там поднять, его обхватить и то сложно!

Да и тяжелые оборонительные щиты, за которыми мог легко укрыться самый толстый гном, с отверстиями для копий и прорезями для глаз, поражали не меньше. Даже гномьи секиры, которые они не щадя обрушивали на собственные же творения, оставляли на двухслойных стальных «укрывах» – так называл щиты сам подземный народ – только вмятины.

Ветераны, видевшие гномью «черепаху» в деле, важно, со вкусом объясняли:

– Сомкнут щиты, просунут в них копья, сверху прикроются щитами полегче – ничем их не возьмешь. Ни стрелой, ни топором, ни копьем с лошади! Даже если конем на всем скаку налететь, и то выдержат. А подойдешь поближе, ударит такое копье, да прошьет насквозь и щит, и броню, и тебя, и лошадь заодно!

Последнее, пожалуй, было преувеличением, но молодые ополченцы слушали, широко открыв рты и веря каждому слову.

Тяжелые ратники энданцев выстраивались под стенами справа и слева от «черепахи», укладывая в ряды длинные крепкие копья с широкими наконечниками, проверяли обитые железом щиты, по десятому разу начищали глухие конические шлемы.

Если уж суждено погибнуть в бою, настоящий воин должен предстать пред Хтаром в сверкающих, покрытых кровью врагов доспехах с мечом в руке!

Гномы и энданцы плотным строем перекрыли пространство между Тургором и лесом. Оснирийцы облепили стены крепости, навалив на них кучи тяжелых камней и приготовив колчаны, полные коротких и тяжелых оборонительных стрел.

Левым крылом войска командовал сам король Аттис, правым – его старший сын, наследник Герэт. С городских стен хорошо было видно, как он гарцует на горячем жеребце перед стройными рядами подданных. Юноше явно не терпелось ринуться в бой. Король Аттис, напротив, спешившись, спокойно сидел на походном стульчике, выслушивая последние донесения.

А высоко в небе в теплых воздушных потоках, чуть ниже облаков, парил грифон. Если бы среди людей нашелся хоть один с орлиным зрением, он разглядел бы смелую наездницу, оседлавшую грозного зверя, и, может быть, даже узнал бы в ней дочь энданского короля. Но защитников крепости в этот момент больше занимало происходящее на земле. Они жадно разглядывали собравшееся под стенами воинство, громко обсуждая союзников.

– А где северяне, азанаги, испы? Я же сам видел их войска. Неужели ушли?!

– Ушли. Ушли куда надо! Не болтай лишнего. А испы… Неужто не видишь?

– Нет.

– Вот слепушонок! Смотри на край леса.

– Не вижу…

– Да ты лучше, лучше смотри!

– Точно, точно… Да их там сотни!

– Не сотни – тысячи! Так что никто никуда не ушел, а ты меч крепче держи и не болтай!

Сновали между защитниками на стенах неуемные мальчишки, поднося отцам и старшим братьям еду, в надежде, что позволят остаться на ночь. Мальчишек гнали прочь, домой, но некоторые, особо упорные неслухи, умудрились-таки затеряться среди воинов, не ведая, чем грозит такое непослушание. Стискивая в руках детские луки и совсем недетские родовые ножи, дети грезили подвигами, еще не понимая, что бок о бок с возможным подвигом шагает более вероятная смерть. Зато матери сорванцов не тешили себя пустой надеждой, и ближе к вечеру к городскому шуму прибавились их сердитые голоса – женщины звали непослушных мальчишек домой.

Эти тревожные крики, бряцанье оружия, горящие под котлами со смолой костры, эта деловитая суета и отсутствие обычных для любого города праздных зевак слились в одно плотное облако надвигающейся угрозы.

Словно с морского берега вдруг ушла вся вода, далеко обнажив мокрые, поросшие водорослями камни. И пусть вокруг царит все та же безмятежная тишина, но тонкая, такая безобидная с виду белая полоса на горизонте уже несет с собой смерть и разрушения, готовясь обрушиться с минуты на минуту.

Приблизительно такое чувство возникло у Верховной жрицы азанагов, когда она поднялась на Сторожевую башню. Не смущаясь любопытного взгляда дозорного, женщина повернула лицо к клонящемуся солнцу, широко раскинула руки, закрыла глаза и замерла в неподвижности, тихо вознося плавным речитативом молитвы Великой богине.

На одно мгновение молодому оснирийцу даже показалось, что солнечные лучи удлинились, объяв жрицу белым пламенем, но потом наваждение развеялось.

Юноша, моргнув, потер глаза, недоумевая, привиделось ему это чудо или дневное светило действительно на мгновение обхватило лучами молящуюся. Так и не придя к какому-то решению, дозорный на всякий случай отодвинулся подальше, чтобы не мешать гостье общаться с богами. Он занялся прямыми обязанностями – стал высматривать вражеское войско – и только изредка с благоговением косился в сторону служительницы богов.