– Так ей в пару нужно приобрести и Амура, чтобы она на него смотрела. Она и так терпеливо ждала целый год, – сказал Мэк в своей новой, не то смущенной, не то дерзкой манере.

– Вы же знаете, что Амур проснулся и улетел, как только на него попала капля горячего масла. Сколько ей, бедной, пришлось пройти испытаний, чтобы вернуть его обратно!

– Знаете, она похожа на вас. И прическа, и умный взгляд. Вам так не кажется? – спросил Мэк, поворачивая к кузине грациозную фигурку.

– Нисколько. С кем меня только не сравнивали! И с ангелом, и со святой Агнессой, а теперь и с Психеей.

– Если бы вы могли взглянуть на себя со стороны, когда слушаете музыку, или говорите о чем-то, или взволнованы, вы бы со мной согласились. У вас вся душа отражается в глазах, и вы становитесь совершенной Психеей.

– Как только заметите такое, скажите, и я посмотрюсь в зеркало. Мне хочется проверить, действительно ли это так, – развеселилась Роза, разбирая разноцветную шерсть.

Легко ступали вы по летним травам,

В движенье вашем свежее дыханье ветра.

Исчезли быстро, как апрель проходит,

Лишь розы аромат со мной остался…[68]

Бормоча вполголоса стихи, Мэк вспоминал белую фигуру на зеленом склоне, залитую солнечным светом, и негодовал на себя за эту сентиментальность.

Юноша очень осторожно поставил Психею на место и заговорил о серьезных книгах.

После этого несколько недель Роза его почти не видела. Казалось, он наверстывал упущенное время, а когда появлялся, был как-то особенно рассеян и странен. Когда она привыкла к перемене его внешности, то обнаружила, что он сильно изменился и в других отношениях: стал порывистым и иногда сентиментальным. «Что ж, гений начинает понемногу проявляться, как я и предсказывала», – подумала она про себя.

День рождения Розы, когда ей исполнился двадцать один год, почти не отмечали, так как в семействе продолжался траур. Все особенно нежно обращались с девушкой в этот день, вспоминая, как бедный Чарли любил ее. Ей подарили множество подарков и засыпали добрыми пожеланиями. Маленький кабинет был убран осенними листьями, а на столе красовалось такое множество редких и милых вещиц, что она позабыла о своем богатстве, чувствуя себя щедро одаренной любящими друзьями.

Увидев один из подарков, она не могла не улыбнуться: Мэк прислал ей Амура, но не толстощекого ребенка, а прекрасного стройного юношу с крылышками и с переломленной стрелой у ног. К нему была приложена поэма «К Психее». Роза была поражена красотой стиха, тем более что вместо остроумия, комплиментов или игривости поэт вложил в них нечто возвышенное. Трогательная легенда о Психее и Амуре стала для него предлогом рассказать о девичьей душе, ищущей и тоскующей о любви.

Роза много раз перечитывала поэму, устроившись среди разноцветных осенних листьев, которые украшали комнату, и каждый раз находила в ней новую глубину и прелесть. Вещь была изящной и совершенной в своем роде; дивной музыкой лились слова; перед глазами, словно живые, вырастали поэтические образы. Роза давно уже не придавала значения дорогим подношениям, но в этот подарок Мэк вложил свой вкус и талант, а главное, желание ей понравиться. Весь день родственники приходили поздравить ее, Мэк явился последним.

Когда он пришел, Роза вместе с Дульче любовались прелестным закатом солнца из западного окна. Этот октябрьский вечер выдался замечательно красивым. Роза обернулась на звук шагов и, спустив девочку на пол, пошла навстречу кузену. Красноватый отблеск заходящего солнца озарял ее счастливое лицо.

– Дорогой Мэк, как хорош ваш подарок! Я не могу иначе отблагодарить вас за него, – наклонив голову кузена, она поцеловала его в лоб, как целовала всех других в день рождения.

Но этот поцелуй произвел странное действие: сначала Мэк покраснел, потом побледнел. Роза прибавила шутливо, думая приободрить скромного поэта:

– Никогда больше не говорите, что вы не пишете стихов, и не называйте их дрянью. Я знала, что в вас есть искра гения, а теперь убедилась в этом!

Тут Мэк не выдержал и как бы против своей воли воскликнул:

– Это не гений, это – любовь!

Роза вздрогнула, испуганная необычным состоянием кузена, а он с усилием, странным голосом прибавил:

– Я не собирался говорить об этом, но не могу больше терпеть. Я должен сказать вам всю правду. Не нужно больше целовать меня как двоюродного брата, потому что я люблю вас, люблю всей душой!

– О Мэк, не шутите! – Роза не могла поверить своим ушам.

– Я совершенно серьезен, – твердо ответил он. Если бы не бледное, взволнованное лицо, можно было бы усомниться в его словах. – Сердитесь, если хотите, я знал, что вы рассердитесь, потому что еще слишком рано об этом говорить. Быть может, мне следовало ждать еще годы, – но вы казались такой счастливой, и у меня явилась надежда, что вы забыли…

– Забыла что?

– Чарли.

– Как вы все ошибаетесь! На самом деле моя любовь к нему была не настолько сильной! – с досадой воскликнула она, уставшая от утвердившегося заблуждения родни на этот счет.

– Но можно ли было думать иначе? В нем было все, чем восхищаются женщины! – в словах Мэка звучала не горечь, а искреннее изумление.

– Слабость в людях никогда меня не восхищала. Я не смогу любить человека, не доверяя ему и не уважая его. Поверьте мне! Мне так наскучило, что все меня жалеют.

Признание Мэка взволновало девушку гораздо сильнее, чем многословные излияния Чарли, хотя она сама не сознавала, почему.

– Но он так любил вас! – Мэк чувствовал себя так, как будто перед ним внезапно рухнула несокрушимая крепость, но не смел переступить через руины.

– В том-то все и дело! Именно поэтому я старалась полюбить его. Я надеялась, что он сможет справиться со своими пороками хотя бы ради меня. Но спасти его было не в моих силах. Вот почему я так часто была молчалива и задумчива: я не могла справиться с презрением к его слабости. Я не знаю, как это бывает у других, но я должна тянуться за любимым человеком, а не снисходить к нему. Одной любви мне слишком мало. Он должен стать моей опорой и защитой, чтобы я могла положиться на него, доверять и уважать его. Чарли был совсем не таким, а я знала, что не смогу жить без этого.

– Ваш идеал слишком высок. Вы надеетесь найти его, Роза? – Мэк со скромностью искренней любви считал, что не сумеет соответствовать ее требованиям.

– Да, – ответила она со свойственной юности верой в добродетель, которую многие из нас с возрастом утрачивают, а затем вновь стремятся обрести, получив от жизни немало жестоких уроков. – Я надеюсь найти его, потому что не ищу совершенства и не капризничаю. Смейтесь, если хотите, но я не откажусь от своей мечты, – она пыталась говорить шутя, надеясь отвести его от опасной темы.