невиданной щедростью завуча, разошлись по рабочим

местам.

Вернувшись после двенадцатилетнего отсутствия, семьи Никитиных я в школе не

застану. Неонилу высмотрели в соседнем Николаеве, дали квартиру в центре города и

пригласили читать химию в школе для одаренных детей. Сельская учительница…

Русский язык и литературу в Городнем Велетне читали колоритные дамы — Анна

Павловна Примиренко и Лидия Яковлевна Московченко. Примерно, одного возраста.

Когда я начинал там работать, им было чуть за пятьдесят. Анна Павловна грузная, величавая матрона, с легкой одышкой и в светлых накрахмаленных блузках, представляла

собой выраженный тип сельской интеллектуалки. Была неравнодушна к людям. Весьма

коммуникабельная, легко входила в контакт. В первые же минуты знакомства выяснила: женат ли я, есть дети, где собираюсь жить — в Херсоне или Велетне.

— А я вас видела на автобусной остановке у рынка с красивой девушкой. Наверное, ваша жена? Нет? А кем она вам приходится?

Она много читала, любила щегольнуть в разговоре чьей-то цитатой. Ее супруг

Василий (не помню отчества), высокий худощавый мужчина, умевший носить фетровые

шляпы, внешне чем-то напоминавший актера Вицына, был начальником совхозного

отдела кадров. Слегка выпивал, так сказать, на тихом подсосе. Жена его держала на

коротком поводке, а если он пытался взбрыкнуть — мстя была громкой и неотвратимой, и

он ходил тише воды — ниже травы. Милый представитель сельской элиты…

Когда сослали в Горький академика Сахарова, Анна Павловна недоумевала:

— Трижды Герой труда, небось, все у него есть, зачем ему эта фронда?

251

И еще штрих. Если она хотела хорошо отозваться о другой представительнице

слабого пола, то лучший комплимент из ее уст носил гигиенический характер: — Такая

чистоплотная женщина! Или восхищенно: — Она большая чистюля!

Таким образом, доброта, порядочность, щедрость и отзывчивость отходили на

второй план. Главное в женщине — чистота и чистоплотность. А что, может, и правда?

Вернувшись в Велетень в 1986 году, я узнал, что накануне её с Московченко тихонько

выпроводили на пенсию. Молодой плеяде учителей они мешали одним своим

присутствием (сторонились разных гулянок, процветавших в школе, плюс старомодные

представления о долге, чести и миссии учителя, разделявшиеся далеко не всеми).

Пришлось идти к ней домой, уговаривать вернуться хотя бы на несколько часов нагрузки.

Она согласилась. Лидия Яковлевна осталась дома. Моя инициатива была воспринята

коллективом без особого воодушевления.

Лидия Яковлевна в молодости была красавицей. Белолица, прекрасные волосы, невысокого роста, но с выразительной фигурой, типа «всё при ней». Немногословна, с

шляхетскими повадками женщины, знающей себе цену.

Долгие годы была первой дамой школы. Ее супруг Сыроедов (имени — отчества не

помню), на пару десятков лет её старше, был в 50-ые годы на Западной первым

секретарем райкома. Жил — поживал, сражался с бандеровцами, ночевал каждый раз в

другом месте и доночевался до того, что бросил семью, сойдясь с красивой девчушкой из

педучилища. В те времена такие вещи не прощали, и Сыроедов очутился в пригородном

херсонском селе в кресле директора школы.

Был крепким хозяйственником, при нем построили новую школу, простоявшую полвека.

Преподавал в старших классах историю; учитель был никакой, объяснял новый материал, читая параграф из учебника. Дети на его уроках и в ус не дули, занимаясь кто — чем.

Родная дочь, например, открыто играла в шахматы с приятелем, не обращая внимания на

папу, с трудом осиливающего учебник.

Как это часто бывает в таких случаях, женский расцвет Лидии Яковлевны пришелся на

мужской закат Сыроедова, и отношения супругов настолько разладились, что он на

старости уехал прозябать в пансионате бывших партработников под Киевом. Она

доживала свой век с престарелой матерью в небольшом домике. Дочь выучилась и

появлялась в Велетне крайне редко.

Учителем она была неплохим, могла дать хороший урок, но системы не было и

создавалось впечатление, что дети мало ее интересовали. Считала себя городским

человеком, волею судьбы прожившим всю жизнь в селе. Вела себя безупречно, но я видел, как загорались у нее глаза, когда в учительской вспоминали бывшего директора совхоза

красавца Якоденка, трагически погибшего, купаясь в ванне.

_________________

252

УДИВИТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Наверное, мне в жизни везло на встречи с интересными людьми. С яркими

личностями, выделяющимися на общем фоне. Один из них — Марк Михайлович Штыкель, начальник ПМК — 163 (передвижной механической колонны) треста «Каховсельстрой».

Его организация базировалась в Белозерке, строила дома, фермы, клубы, школы.

Именно у него я принял в 1976 году Белозерскую школу № 2, к нему обращался за

устранением всяких неполадок и неудивительно, что мы стали приятельствовать, тем

более, был он интересной личностью, способной на в высшей степени неординарные

поступки.

Невысокого роста, полноватый, с водянисто-серыми глазами, обрамленными

пушистыми ресницами, с копной курчавых седеющих волос, он умел удивлять. Прежде

всего, крепко пьющий еврей всегда редкость, а Марик закладывал, практически, ежедневно. — Работа такая, — говорил он, — не выпьешь с поставщиками стройматериалов, разного рода начальством, контролерами качества — хрен построишь!

Так получилось, что потом его назначили шефом новостройки, и он, по мере сил и

возможности, помогал мне в решении хозяйственных вопросов. Разумеется, все наши

встречи оканчивались пьянкой, и я даже стал побаиваться такой крепкой дружбы.

Расскажу, как он строил. Уже через две недели начала работы в школьной

столовой, в районе кухонного оборудования, обвалился пол. Слава Богу. это случилось

ночью, и в трехметровый (!) провал никто не попал. Я воспринял это как знак судьбы, что

на новом месте работы можно ожидать всякого и, скорее всего, не очень хорошего.

Поэтому все последующие годы я побаивался своей двухэтажной красавицы, томясь в

ожидании, как бы не произошло чего-нибудь более существенного. Особенно после того, как на одной новехонькой ферме обвалилась стена, по слухам, из-за того, что поблизости

дети играли в футбол, и то ли у одного игрока оказался слишком сильный удар, то ли

стена держалась на соплях. Эта история наделала много шума в районе. Моя тревога

усилилась.

Тем не менее, ему всё прощали. И не потому, что он плохо строил, а из-за того, что

при плановом строительстве ему ничего не доставалось и приходилось приобретать

материалы низкого качества. А тут еще в Белозерке выделили на окраине большой

участок земли под дачи и, надо понимать, значительная часть цемента уплывала в

частный сектор. Утешение было одно: дачи, построенные на краденном цементе, держались куда крепче, чем государственные строительные объекты.

Рабочие Марика почему-то любили. Он накручивал им неплохие зарплаты, сквозь

пальцы смотрел на воровство, и они были готовы за него в огонь и в воду. И даже

прощали необычные шутки. Так, провожая работников по утрам