— Если у вас все решено, то зачем вы спрашиваете нашего согласия?

— Екатерина Петровна, — лейтенант был вежлив до глумливости, — вы знаете, почему Китай существует тысячи лет?

— Почему же?

— Потому что у китайцев главное — ритуал и почитание старших.

— Понятно. Хорошо, я расслаблюсь… Я совсем расслаблюсь. А вы теперь попробуйте расписаться за два дня!

— Попробуем, — пообещал Костя.

Вечером Катя жаловалась Башмакову на Дашку. Нельзя же в самом деле совершенно не считаться с родительским мнением! Нельзя бросать банк, ведь хорошую работу сейчас найти почти невозможно. И наконец, жених… У Кости подозрительно много достоинств и такое непомерное самомнение, что не мешало бы распознать его получше.

— Кать, ты что, завидуешь?

— Я?! Кому?

— Дашке.

— Тунеядыч, у тебя начинается старческое слабоумие! Наоборот, я рада…

— Тогда помоги им!

В Катином лицее училась дочка заведующей загсом, и молодых зарегистрировали без всякой очереди. Зашли и вышли. Свадебное платье, похожее на кружевной куль, взяли напрокат. Катя, обиженная Дашкиным самовольством и поклявшаяся с ней не разговаривать, не выдержала:

— Боже, свадебное платье напрокат! Это же память на всю жизнь!

— Ну и где твоя память? — счастливо хохотала Дашка, кружась перед зеркалом. — Одна шляпа осталась! Шляпа!

Во время регистрации Костя был в черно-золотой форме с кортиком и настолько хорош, что на него заглядывались чужие невесты, дожидавшиеся в холле своей очереди.

— Ну прямо мичман Панин! — всплеснула руками Зинаида Ивановна.

Свидетельницей со стороны невесты была длинная Валя, а со стороны жениха — Анатолич. Родители Кости на свадьбу не приехали. По официальной версии, из-за обострения язвы у отца. Но из некоторых промолвок стало ясно, что жених с родителями в ссоре и рассматривает их неприглашение на свадьбу как воспитательную меру.

Впрочем, свадьбы и не было, а был хороший обед, который совместными усилиями приготовили Катя и Каля. Зинаида Ивановна привезла с дачи разную зелень, огурчики, помидорчики, перчик. Людмила Константиновна вручила молодым набор столового серебра. Башмаков очень удивился, откуда у матери деньги на такой дорогой подарок. Оказалось, отцовская заначка все-таки нашлась.

— И где же?

— В сахаре… Выдумщик был!

Года три назад по квартирам ходили хохлы и предлагали очень дешевый песок — мешками. Людмила Константиновна позарилась и один купила. Доллары, свернутые в трубочки, оказались на самом дне мешка. Так бы они там и лежали еще лет пять. После смерти Труда Валентиновича Людмила Константиновна ослабела, почти не готовила, а про варенья да консервированные компоты и думать забыла. И решила она сахар по дешевке продать соседке, а себе оставить чуть-чуть, на донышке. Когда песок пересыпали, деньги-то и нашлись.

Пировали весело. Раз шесть стоя пили за дам. Костю без конца просили сказать и даже написать что-нибудь по-китайски. Зинаида Ивановна кормила внучкиного мужа огурцами различной пупырчатости и требовала, чтобы он угадывал сорт и на каком удобрении овощ выращен. Катя простила непокорную Дашку и нашептывала ей на ухо советы и рекомендации, особенно, наверное, по внутриутробной бережливости. Длинная Валя рассказывала о том, как в банке сначала разошелся слух, будто Дашка нашла себе американского миллионера, а потом все девчонки были потрясены, узнав, что она выходит за лейтенанта и улетает черт знает куда. Садулаев, по словам Вали, даже расстроился и все удивлялся, почему увольняется его секретарша.

— Почему, почему… По любви! — засмеялась Дашка и поцеловала Костю в губы.

— Раз, — начал считать Башмаков, — два, три, четыре…

— Пять, шесть, семь… — продолжил Анатолич.

— Восемь, девять, десять, — подхватила Ка-ля. — Держи крепче, Даша, а то вырвется!..

— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Продышавшись, жених произнес пространный тост о пользе любви, об офицерской чести, о вреде дураков и пообещал через год сыграть настоящую, большую свадьбу в ресторане.

— А как называется годовщина свадьбы?

— Бумажная, — подсказала Зинаида Ивановна.

Стали вспоминать, как гуляли на свадьбе Олега и Кати и как Труд Валентинович своими рассказами о футболе обидел Нашумевшего Поэта.

— Уважали Трудика люди, уважали… — прошептала Людмила Константиновна и расплакалась.

Зинаида Ивановна увела ее на кухню, там они мыли посуду, плакали и вспоминали каждая своего покойника. И так хорошо вспоминали…

На следующий день молодые улетели во Владивосток. Дашка звонила раз в неделю. Она устроилась воспитательницей в детский сад, оформилась на заочное отделение в Приморский пединститут. У Кости дела шли хорошо; кроме службы, он успевал переводить и даже посредничать при торговле пуховыми китайскими куртками.

— Как погода? Не холодно? — беспокоилась Катя.

— Что ты! Я купалась в Японском море! Вода соленая-соленая — даже кожу потом щиплет…

Костя по собственной инициативе стал платить своему начальнику майору Совалину процент с заработков. Тот его отпускал в служебное время и прикрывал. Но потом Совалин, отец троих детей и муж вздорной, завистливой бабенки, вошел во вкус и запросил чуть ли не половину. Костя вспылил и заявил, что дураков надо учить. В результате его откомандировали в бухту Абрек. Дашка была к тому времени на пятом месяце. Поговорив с ней по телефону, Катя очень расстраивалась: зять успел поссориться уже и с новым начальством…

Телефон зашелся длинными междугородными звонками. Эскейпер схватил трубку.

— Фокин заказывали?

— Заказывали.

— Говорите.

— Алло, Костя? Костя, что там с Дашкой?

— Олег Трудович… Алло! Все нормально. Она в больнице. Я только что оттуда. Чувствует себя хорошо. Дочь тоже. Кило шестьсот.

— Маловато.

— Врач сказал, ничего страшного. У них хорошее отделение для недоношенных, специальный инкубатор. Вытаскивают даже шестимесячных. И я еще заплатил. Завтра съезжу во Владик. Там есть специальные японские препараты. Врач сказал, все великие люди были недоношенными. Мольер, к примеру…

— А как это случилось? Из-за чего?

— Понятия не имею. Мы накануне даже не ссорились. Врач сказал, возможно, наследственно слабая матка… Или смена климата.

— Может, нам прилететь?

— Не надо. Все в порядке. Я вовремя успел. С дежурства заскочил домой, машина под окном стояла. Дашку в машину — и в больницу…

— Назвали?

— Нет еще. Но Дашка хочет — Ольгой.