Наконец русские власти покинули Ретимнон, а британские – Кандию (Ираклион). Разоружение этого самого опасного района на острове, окончательная ликвидация в нем преступности, создание почтовой службы и увеличение доходов провинции – всего этого сумели добиться в Кандии Чермсайд и его помощники.

Отъезд британцев дал новый импульс к мусульманской эмиграции, которую поощрял турецкий султан; согласно переписи 1900 года, мусульманское население острова составило лишь одну девятую часть всех его жителей, да и проживало оно в основном в тех главных городах. На острове появился корпус жандармов, офицерами которого служили итальянские карабинеры; они сменили черногорцев. Дальнейшим шагом к независимости стало появление критского национального флага, почтовых марок и мелкой монеты. Элевтериос Венизелос, самый талантливый из советников принца, предложил в течение трех лет преобразовать остров в княжество, подобно Самосу.

Это предложение очень не понравилось Афинам, где опасались, что Крит, однажды вкусивший плоды полной независимости, больше не захочет объединяться с Грецией, и последующее увольнение дерзкого советника привело к полному разрыву между ним и верховным комиссионером. Выборы мэров и цензура прессы, которые, по мнению принца, должны были «есть с его рук», породили трения с Ассамблеей; и в начале 1904 года недовольство его правлением стало очевидным.

Итальянское министерство иностранных дел предупреждало принца, что нарушать конституцию не следует, но он не желал этого слушать. В марте 1905 года наступил кризис: оппозиция ушла в горы и устроила свой штаб в Ферисо, хорошо укрепленном месте, уже прославившемся в истории критских войн. Повстанцы объявили себя членами временной национальной ассамблеи, заявили, что желают объединения с Грецией, и держались до тех пор, пока зима не заставила их сдаться европейским консулам.

На следующее лето принц Георг, устав от проблем Крита, ушел в отставку, несмотря на то что многие депутаты выступили с петицией в его поддержку. После этого четыре державы доверили королю Георгу выбор нового верховного комиссионера. Его выбор пал в сентябре 1906 года на Александра Заимиса, самого консервативного и молчаливого греческого политика, который был премьером во времена заключения мира в 1898 году. Под его правлением на Крите было спокойно.

Пока на острове царил мир, державы позволили ему еще сильнее эллинизироваться. Выполняя свои обещания, данные 23 июля, греческие офицеры, ушедшие с военной службы, заменили итальянских карабинеров на командных постах жандармерии и занялись организацией милиции. Было обговорено, что, как только эти органы будут созданы, порядок восстановлен, а безопасность мусульман обеспечена, международные войска будут постепенно выведены из страны.

11 мая 1908 года, в ответ на заявление Заимиса о том, что все условия были выполнены, руководство этих войск объявило, что они начнут покидать остров летом и их эвакуация закончится в течение года после отъезда первого подразделения, который имел место 29 июля. Таковы были условия на Крите, когда 7 октября 1908 года известия о захвате Боснии и независимости Болгарии снова заставили критян потребовать объединения с Грецией.

Не успела Европа отвлечься от событий на Крите и в Турецкой Армении, как произошло обострение третьего, более сложного вопроса. Македония представляла собой страну конфликтующих между собой народов и накладывающихся друг на друга требований. Большую часть своей истории Македония была целиком греческой; в Средние века она побывала под властью Болгарии, Сербии и византийских (восточноримских) императоров, пока турки не стерли все эти империи в порошок. Но как и полагается на Востоке, память об этом сохранилась, и если ни одному англичанину не придет в голову потребовать возвращения обширных территорий во Франции на основании того, что они когда-то были завоеваны Эдуардом III, то сербы говорят о его современнике Стефане Душане так, словно его коронация на трон царя Ускюба (Скопье) произошла только вчера, а греки – об Александре Великом так, словно века, прошедшие после его смерти, были не длиннее ночной стражи.

Четвертое пропагандистское направление, разработанное в основном под руководством Апостолоса Маргаритиса, пошло от местных валахов (мегленитов), которых раньше тоже считали греками. Это были «македонские румыны», братья румын, живущих за Дунаем. В Салониках и других городах евреи, потомки эмигрантов из Испании, образовали большую прослойку населения, симпатизирующую туркам.

Вся эта межнациональная ненависть возродилась под влиянием религиозных разногласий. Согласно фирману о создании в 1870 году Болгарского экзархата, за пределами того, что вскоре должно было стать Болгарией, петиция, подписанная двумя третями жителей, могла обеспечить переход этой области от патриарха к экзарху. Поэтому «патриархисты» и «экзархисты» представляли собой сторонников греческого и болгарского дела в Македонии, соответственно, в то время, как Сербия и Румыния, убедившись в политических преимуществах церковной пропаганды, начали борьбу за реставрацию Сербского патриархата в Ипеке (Пече) и создание самостоятельной румынской церкви.

Излюбленным оружием соперничавших национальностей стали школы и церкви; еще в 1869 году князь Карл (Кароль) Румынский послал книги местным валашским школьникам; а с 1885 года, когда отмечалась тысяча лет со дня рождения Мефодия, апостола славян, в Македонии начали широко распространяться болгарские школы.

Соглашения 1878 года, соответственно, делали Македонию «землей обетованной» для балканских государств. Сербия, связанная договором с Австрией, не могла расширяться в сторону Боснии и Герцеговины; к тому же она была связана тайным договором, запрещавшим ей вести в них свою агитацию; поэтому она обратила свой взор на территории к югу от Шарских гор (Шар-Планина), на Ускюб (Скопье) и даже на Салоники. Болгария помнила о границах, которые она получила по Сан-Стефанскому договору. Румыния увидела, что, сначала приблизив к себе местных валахов, а потом пожертвовав ими, она сможет потребовать компенсации поближе к своему дому. Греция же считала эти новые народы выскочками, не имевшими никакого права на земли, отобранные у «варваров» императором Василием II, который отмечал в церкви, когда-то бывшей Парфеноном, свою победу над болгарами.

Австро-Венгрия, из чисто эгоистических соображений, сделала все, чтобы отвлечь внимание Сербии от боснийских сербов и Румынии – от румын, живших в Австро-Венгрии, обещания которым она так и не выполнила. Одновременно с этим, создав санджак Нови-Пазар, она планировала захватить долины Вардара и Салоники, пока ее военные не решили, что лучше выйти к Эгейскому морю по долине реки Моравы, чем форсировать ущелье у города Качаник, где можно было сломать себе шею.

Аналогичным образом турецкое правительство прекрасно понимало, что если оно хочет удержать страну, где коренных турок, столь сильно отличающихся от албанских и греческих мусульманских иммигрантов и кочующих татар, было не так уж много (за исключением двух или трех районов), то ему следует сталкивать эти народы между собой. Поэтому Порта давала поблажки то болгарам, то сербам, то грекам, а то и валахам, в зависимости от их слабости или назойливых просьб.