— Кажется, я понимаю. Где спят эти трое мужчин?

— Где они спят?

— Да. Это ведь не большой секрет, не так ли? Они спят в доме?

Инклито покачал головой, как мне показалось, скорее удивленно, чем отрицательно.

— Сзади, в большом сарае. У них там есть место, маленький домик, только для них. Я покажу тебе, если захочешь посмотреть.

— Возможно, после ужина. Увидим. А как насчет трех женщин? Где они спят?

— Только не там. Это то, о чем ты думаешь?

— Я вообще ни о чем не думаю, — сказал я ему. — Я просто хочу знать.

— Кухарка на кухне. Это и ее спальня, так что мне надо постучать в дверь, если я захочу чего-нибудь поздно вечером. Иногда одна из девушек спит там с ней. Или иногда кто-то спит с моей мамой. Если мама боится, что будет плохо себя чувствовать или ей что-то может понадобиться, девушка будет спать в маминой спальне на маленькой кровати, которую мы там поставили. Или моя дочь, или даже Фава.

— Предположим, твоя дочь будет спать с твоей матерью, — сказал я, — а кухарке не нужна компания на кухне. Где же тогда будут спать остальные трое?

Отложив в сторону хлыст, Инклито одной большой рукой вытер пот со своей большой, плавно очерченной головы; он почти совсем лысый, как мне следовало бы сказать гораздо раньше.

— Ты хочешь остаться с нами на ночь? Там две пустые комнаты. Торда может приготовить для тебя кровать.

— Я ни на что не намекаю, просто пытаюсь выяснить, насколько легко каждая из этих трех женщин может подслушать твой разговор, прочитать твои письма и так далее, — объяснил я. — Кучер может подслушать, как ты разговариваешь с каким-нибудь другом, когда, например, везет вас. Но...

— Почти никогда.

— Вот именно. Хотя, возможно, он слышал, как твоя мать рассказывала подруге что-то из того, что ты ей рассказал, так что мы не можем полностью исключить его. Остальные двое пока что кажутся еще менее вероятными. Ты веришь, что я могу быть патерой Шелком. Могу я сказать тебе кое-что, что однажды сказал настоящий Шелк?

Инклито кивнул.

— Это очень важно, да? Я бы хотел это услышать.

— Это есть в книге, которую ты упомянул. Так как ты читал ее, ты, вероятно, прочитал в ней и это. Советник Потто сказал, что любит тайны, а патера Шелк сказал, что нет, что он старается положить им конец, когда только может. Я всю жизнь старался быть похожим на него. Кроме того, ты говоришь, что тебе нужен мой совет относительно войны, которая, как ты опасаешься, вот-вот начнется.

Инклито молча кивнул.

— Я дам тебе его прямо сейчас. Выясни, кто шпион, если он есть. Сделай это так быстро, как только возможно. Затем перевербуй этого шпиона, если это возможно сделать. Используй этого шпиона, чтобы послать Дуко ложную информацию.

— Хорошо, мы попробуем, Инканто. Ты и я. У тебя есть еще вопросы? Спрашивай!

— Ты сказал, что за ужином нас будет пятеро, если я правильно понял: ты, твоя мать, твоя дочь, подруга твоей дочери Фава и я. Кто будет прислуживать? Приносить нам еду?

— Девушки.

— Онорифика и Торда?

— Угу. Иногда Десина[55] приносит жаркое, если оно особенное. Иногда моя мама приходит помочь ей, если чувствует себя хорошо.

Десина — это кухарка. Но к тому времени мы уже почти подъехали к его двери, и мне действительно надо поспать.

Насколько я могу судить, сейчас середина дня, и в моей бочке появился нежданный гость. Я постарался устроить ее как можно удобнее; она не жаловалась и даже оставила мне маленький медальон, по ее словам, сделанный из чистого золота. Я все еще чувствую запах ее духов.

Но я не должен бежать впереди подобных событий.

Я очень живо помню Дворец кальде в Старом Вайроне, и поэтому дом Инклито показался мне менее впечатляющим, чем многим другим людям. Говоря откровенно (как я должен делать в каждом случае), он был менее впечатляющим, чем мой собственный дворец в Гаоне, дворец и образ жизни, которые я изо всех сил стараюсь забыть. Сердце дома — руины здания Исчезнувших людей — из камня. Остальное — из кирпича, которым Инклито чрезвычайно гордится. Снаружи и камень, и кирпич покрыты штукатуркой и побелены; внутри видны древние серые камни и новые красные кирпичи. Надо отдать должное дому: все комнаты, которые я видел, большие и имеют множество больших окон; наружные стены по большей части изогнуты; внутренние стены, как правило, прямые. У меня сложилось впечатление, что многие из них в свое время были внешними стенами — новые большие комнаты были добавлены по прихоти владельца или по мере появления средств.

Несмотря на такие же белые волосы, как у меня, его мать выглядела моложе, чем я ожидал, хотя она явно нездорова. Ни одна из тяжелых, грубых черт лица ее сына не могла быть получена от нее. Все еще гладкое лицо, и я бы назвал его миндалевидным, если бы не впалые щеки; нос и рот маленькие и тонкие, скулы тоже тонкие, высокие и хорошо очерченные. Большие темные глаза, господствующие на нем, почти кажутся живыми органами на лице трупа.

Ее внучка, Мора, явно дочь своего отца — слишком крупная, с толстой талией и слишком тяжелыми руками и ногами; ее вряд ли можно назвать привлекательной. Честно говоря, она ведет себя хорошо и кажется спокойной и умной. Около пятнадцати.

Ее подруга Фава примерно вдвое меньше ее, выглядит блондинкой рядом с Морой, довольно симпатичная. Фава — по крайней мере, так кажется — на несколько лет моложе Моры. Сначала я посчитал ее нервной и скромной.

Мать Инклито любезно приветствовала меня, извинилась за то, что не встала, предупредила, что до ужина нам придется ждать еще около часа, и предложила мне бокал вина, который я с благодарностью принял, а ее сын подал.

— Наше собственное, из моих собственных лоз. А что вы думаете?

Я попробовал его и сказал, что оно превосходно; по правде говоря, оно вовсе не было плохим.

Фава, подруга дочери, рискнула спросить:

— Вы дервиш? Так сказал нам отец Моры.

— Значит, это правда, — заверил я ее. — Но прежде всего я здесь чужой и не знаком со многими местными терминами.

Дочь, Мора, предложила:

— Странствующий святой мужчина.

— Странствующий, конечно. И мужчина. Вряд ли святой.

— Но вы можете рассказать нам захватывающие истории о далеких местах, — предложила мать Инклито.

— Я мог бы рассказать вашей внучке и ее юной подруге о Витке — единственном отдаленном месте из тех, где я когда-либо был, о котором действительно стоит знать, мадам; но вы и ваш сын уже сделали это, и гораздо лучше, чем я когда-либо мог.