Еще в Гштаде Робин Биддл Дьюк, муж которой, Энджир, был послом США в Мадриде, пригласила Джеки в Севилью посмотреть тамошнюю ярмарку, и Антонио Гарригес в Риме воспринял эту идею с энтузиазмом. Правда, Джеки ранее уже обещала Чиките Астор приехать с детьми на пасхальные каникулы в Сан-Франсиско-де-Виттория, огромное аргентинское ранчо семейства Каркано. Для Джеки это было как бы паломничество, ведь в мае 1941-го там отдыхал Джек, ездил верхом и охотился в горах вместе с детьми Каркано – Мигелем, Бэйби (Стеллой) и Чикитой (Анной). Вдова Мигеля Тереса вспоминала: «Когда Джек умер, ей хотелось уехать как можно дальше. По нашему обычаю, разъезжая верхом по горам, нужно положить камень на вершине самой красивой горы, и тогда ты вернешься. Там набралась целая груда камней от всех наших друзей». Джеки с детьми тоже добавили в эту кучу свои камни, как и Джон двадцать пять лет назад.

В том же месяце Джеки полетела в Испанию, остановилась у Энджира и Робин Биддл Дьюк в посольстве США в Мадриде, а оттуда отправилась в Севилью к герцогу и герцогине Альба. Там она посетила ежегодный бал Красного Креста в Каса-де-Пилатос, великолепном дворце герцогов Мединачели. Вечер для нее был испорчен слухами о ее свадьбе с Антонио Гарригесом, а также тем, что официальными хозяевами бала выступали монакский князь Ренье и княгиня Грейс. Когда после убийства президента Грейс пришла в Белый дом, Джеки не встала с постели и отказалась ее принять, вдобавок их отношения и без того отличались холодностью, из-за безосновательной ревности Джеки. Ситуацию не спасло и то, что Грейс появилась на балу с сорокаминутным опозданием. Две знаменитые американки с каменными лицами сидели по обе стороны герцога Мединачели, побуждая прессу строить домыслы по поводу их взаимной вражды. Позднее Джеки побывала на корриде, и три знаменитых матадора – Эль Кордобес, Пако Камино и Эль Вити, – пренебрегая Грейс, посвятили своих быков Джеки, что вызвало возмущение американских защитников животных. На другой день Джеки в андалузском костюме для верховой езды совершила конную прогулку, к восторгу уличных толп. Слухи о помолвке Джеки и Гарригеса циркулировали с таким упорством, что Энджир Биддл Дьюк вынужден был опубликовать опровержение, подчеркнув, что Гарригес знаком с Кеннеди еще с тех пор, когда Джо-младший посетил Мадрид во время гражданской войны.

В июне Джеки на полтора месяца поехала на Гавайи – это стало кульминацией ее романа с Джоном Уорнеком. Пара подумывала о свадьбе, и, когда Джон признался, что не крещен, Джеки рассмеялась: «Тогда у меня есть шанс сделать из тебя католика!» А Уорнек ответил: «Да пожалуйста!» Но Бобби был категорически против. Ричард Гудвин вспоминал: «Я был в аэропорту, когда Бобби звонил Джеки насчет Уорнека. Он не испытывал ни малейших колебаний. Он звонил по телефону-автомату, никто не понимал, о чем он толкует, но я-то понимал. Бобби говорил мягко и вежливо, однако посыл был ясен… Ведь помимо чувств друг к другу их объединяло кое-что еще – стремление защитить доброе имя Джона Ф. Кеннеди, его репутацию и место в истории. Думаю, Бобби считал, что поспешный брак нанесет ущерб». По словам Уорнека, Джеки сказала ему: «Бобби говорит, еще слишком рано».

Уорнек занимался тогда важным архитектурным проектом – строительством нового Капитолия штата Гавайи – красивого четырехэтажного здания с колоннами, декоративным бассейном и огромным внутренним двором, – которое планировали завершить в 1968 году. Он купил дом на Дайамонд-Хед и часть лета проводил там. «Джеки, – вспоминал Уорнек, – хотела побывать на Гавайях, поэтому я устроил ей приглашение от Сесили Джонстон, очень солидной и известной на Гавайях дамы. Сесили сняла для Джеки домик на пляже неподалеку от моего».

Дополнительное прикрытие обеспечивал Питер Лоуфорд, приехавший со своими детьми – одннадцатилетним Кристофером и девятилетней Сидни, одной из ближайших подружек Каролины среди двоюродных братьев и сестер Кеннеди, – и холостым приятелем из Гонолулу, Джоном Спирлингом. Сесили Джонстон организовала для детей большой праздник, на котором популярный гавайский певец Дон Хо столкнул Джеки в бассейн, а она затащила в воду его. Джеки посмотрела королевский парад, слетала в отель Лоренса Рокфеллера в ста пятидесяти милях от Гонолулу, купила себе парео и бикини – в таком виде ее на материке до сих пор не видели.

Сначала Джеки планировала провести на Гавайях месяц, но Генри Кайзер, с которым сотрудничал Уорнек, предложил ей свой гостевой домик. «Мы провели неделю или дней десять на острове Кауаи, – рассказывал Уорнек, – друзья предоставили нам маленький домик у моря, с частным пляжем. С нами были мои младшие сыновья – Фред и Роджер, – дочка Марго и ее лучшая подружка Нина Николс, а еще дети Джеки. Настоящий детский лагерь: спецагенты поставили палатки для себя и для детей, готовили на воздухе, прямо под пальмами». Джеки даже мечтала о покупке дома на Гавайях, где чувствовала себя как дома. «Мы могли ходить куда угодно, и никто нас не обременял», – вспоминал Уорнек. Перед отъездом Джеки поблагодарила гавайскую прессу за сдержанность: «Я уж забыла, а дети вообще не знали, каково это – исследовать новое место, когда никто за тобой не подсматривает».

Увы, мечта Джеки так и осталась мечтой. Запрет Бобби выходить за Уорнека сделал свое дело. К тому же Уорнек, человек успешный и состоятельный, не ворочал, однако, большими деньгами и не мог дать Джеки привычной для нее красивой жизни – личных самолетов, яхт, драгоценностей. Джеки не могла сойти с пьедестала в обычную жизнь, ей надлежало вернуться в заоблачные выси, где обитали сверхбогачи. Реальность нанесла жестокий удар и Уорнеку, когда его бухгалтер сообщил, что он задолжал банку миллион долларов. «Я держал большие офисы и большой штат, но у меня не было больших заказов. Бухгалтер назвал сумму, которая накопилась в результате того, что я два года практически не занимался заказами, поглощенный проектом надгробия [Кеннеди] и романом с Джеки. Я сказал Джеки, что мне нужно позаботиться о детях, о своем имени и о фирме и я не смогу часто с нею видеться. После этого я почти два года работал по семь дней в неделю. Мне хотелось повидать Джеки, но я правда не мог».

28 июля Джеки вернулась на Кейп-Код отпраздновать свое тридцатисемилетие, по случаю которого Рейчел Меллон устроила прием у себя в Остервилле. На следующий день она улетела в Ньюпорт на предсвадебный ужин, который давали Хьюди и Джанет, а на 30 июля была назначена свадьба младшей Джанет Окинклосс и Льюиса Полка Радерфорда. Джанет, хорошенькой и любимой сводной сестре Джеки, исполнился двадцать один год, после своего дебюта в 1963 году она работала в Лондоне у Sotheby’s и чуть было не обручилась с англичанином, но внезапно передумала и решила выйти за Льюиса Радерфорда, которого знала уже девять лет. Радерфорд получил в Принстоне степень магистра востоковедения и намеревался продолжить учебу в Китайском университете Гонконга, где пара планировала поселиться. Майский прием в честь помолвки напоминал спокойный семейный обед, а вот свадьба благодаря присутствию Джеки и ее детей такой тихой не получилась.

На следующий день Providence Sunday Journal писал: «Хотя звездой праздника должна была стать очаровательная юная брюнетка, все внимание было приковано к ее знаменитой родственнице». Пятитысячная толпа жаждущих увидеть вдову президента собралась возле церкви еще за два часа до церемонии; обряд бракосочетания проходил в том же храме, где тринадцать лет назад венчались Джеки и Джон. Когда подъехал первый черный лимузин и из него вышли подружки невесты и маленькие Кеннеди, которым предстояло нести фату, толпа взорвалась криками восторга, немолодые женщины подпрыгивали, лишь бы краем глаза увидеть Каролину и Джона. Каролина, пробираясь сквозь ревущую толпу, здорово оробела, а маленький Джон и другие мальчуганы устремились в церковь, уворачиваясь от жадных рук. Появление Джеки вызвало новую бурю восторга. Полицейскому пришлось расчищать ей дорогу. Она улыбкой приветствовала собравшихся и скрылась в церкви. Испуганная невеста с трудом пробилась к дверям.