— И у меня остались должники в Сибири, — вторил ему другой купец. — Где я их теперь найду?! А если их убили? Я разорен!

Слухи обрастали невероятными подробностями. Сообщалось, будто бы русские воины идут на Бухару, собирая вокруг себя ее давних недругов, а хан Кучум схвачен и казнен. Жен и детей же его, заковали в цепи, свезли в Москву. Слухи дошли до Абдуллы-хана раньше, чем сибирские послы переступили порог его дворца.

Поэтому он велел призвать к себе Амар-хана с сыновьями и князя Сейдяка, который успел прославиться как доблестный воин и получил уже звание тысяцкого.

О событиях в Сибири стало известно и Зайле-Сузге. Но она боялась доверять слухам, понимая, насколько они могут быть нелепы. Когда Сейдяка и Амар-хана с сыновьями призвали во дворец, то она безошибочным женским чутьем угадала, что этот вызов напрямую связан с сибирскими событиями.

— Вот и настал час твоих испытаний, — напутствовала она Сейдяка. — Хан Абдулла наверняка предложит тебе совершить поход в Сибирь, чтоб навести там порядок.

— Почему ты так считаешь? — спросил он мать, хотя и сам догадывался, неспроста зовут его во дворец, что-то случилось.

— Я давно ждала этого. К тому же сердце матери знает все наперед. Любая мать переживает за своего ребенка.

— Зачем ты так? Какой я ребенок?

— Ты для меня всегда им останешься.

— Амар-хан ждет господина, — поторопил его вошедший слуга.

— Только не принимай поспешных решений, — напутствовала Зайла-Сузге сына.

Хан Абдулла принял их весьма милостиво, расспрашивал о здоровье и одарил молодых ханов вместе с Сейдяком дорогим оружием.

— Вам, верно, уже стало известно, — перешел он прямо к делу, — что в Сибирском ханстве изгнан из своей столицы хан Кучум?

— Да, мне сообщили об этом, — наклонил седую голову Амар-хан. — В городе только и разговоров, что об этом.

— Наши купцы понесут большие убытки, если русские запретят им торговать в Сибири и менять свои товары на меха. Зато московские купцы поимеют огромную выгоду. Кучум прислал гонцов и просит помощи в борьбе с русскими. Я решил поступить иначе. — Абдулла-хан внимательно вгляделся в лица слушателей и продолжил:

— Говорят, сколько не латай старую крышу в одном месте, она в другом протечет. Видно, стар стал хан Кучум, кончились его силы. Не смог удержать Сибирь, и я волей своей снимаю с него титул Сибирского хана. Пусть хан Сейдяк по праву престолонаследства примет этот высокий титул. Готов ли ты?

— Готов, мой хан, — опустился на одно колено Сейдяк.

— Прочтите ему наш указ и вручите грамоту на владение сибирскими землями, — кивнул хан визирю.

Когда церемония была окончена, то он обратился к сыновьям Амар-хана, стоявшим тут же с опущенными головами:

— Знаю вас как храбрых воинов, детей славного Амар-хана, а потому поручаю всем троим идти вместе с ним, — указал он рукой на вставшего с колен Сейдяка, — защищать нового Сибирского хана и помогать в делах больших и малых. В его власти карать и миловать своих подданных по заслугам. Только передо мной будет держать ответ хан Сейдяк. Направляю сотню воинов для личной охраны, но войско придется набирать в Сибири сообразно с обстоятельствами. Да благословит вас Аллах!

Зайла-Сузге узнала о даровании сыну титула хана Сибирского со слезами на глазах. На другой день она сказала ему:

— Как хочешь, а я одна здесь не останусь. Не хочу больше жить в чужом доме. Хоть Амар-хан и хороший, добрый человек, но тяжело мне. Не было у меня всю жизнь собственного дома. Так хочу хотя бы на старости лет быть рядом с тобой. Когда ты станешь ханом, то, возможно, найдется для матери старая землянка, где смогу спокойно умереть. И еще хочу понянчить внуков… Не откажешь матери в столь малой просьбе?

— Конечно, — Сейдяк совсем не ожидал подобного поворота, — но только не сейчас. Как ты поедешь, когда в Кашлыке русские? Нет, тебе придется подождать…

— И дня без тебя на останусь, — решительно заявила Зайла-Сузге, — а коль не захочешь взять меня с собой, то… то найду с кем мне добраться до Сибири Меня ничто не остановит…

— Я не помешаю? — раздался голос за их спинами. Повернув головы, они увидели стоящего в дверях Амар-хана.

— Что вы, — смутились мать и сын, поняв, что он слышал их разговор. — Вы у себя дома.

— Извините, но я пришел поговорить как раз о том, что Зайле-Сузге лучше было бы какое-то время остаться в Бухаре. Но коль ей так тяжко, то… что тут скажешь, — развел он руками, — решайте сами…

— Я не хотела вас обидеть, уважаемый Амар-хан! Но я должна быть рядом с сыном. Иначе… иначе я просто умру от тоски. Поверьте мне!

— Верю и понимаю тебя. Думал, что мой дом стал твоим домом, а вот ошибся. Силой не желаю никого удерживать… — и круто развернувшись, он вышел.

— Ну вот, — с сожалением проговорил Сейдяк, — обидели зря хорошего человека. Что же теперь делать?

— Ничего. Я попрошу у него прощения и думаю, он поймет меня. Скажи лучше, когда ты собираешься выступать?

— Не ранее весны. Это лучшее время для прохода через ущелья и по степи. К тому же надо все подготовить.

— За это время я смогу все объяснить Амар-хану и выеду с легким сердцем.

— Пусть будет по-твоему…

* * *

…В ту же зиму казачья станица под началом Черкаса Александрова подъезжала к Москве, преодолев долгий путь из Сибири. Они везли царю известие о взятии Кашлыка и бегстве хана Кучума, а также подарки из запасов, обнаруженных ими в ханских кладовых. Казаки долго спорили, стоит ли сообщать царю о взятии Сибири, мол, не ради него в поход пошли, кровь проливали. Но потом, поспорив, пошумев, поостыли да и решили, что Сибирь не баба, с собой на коне или в струге не увезешь, в карман не спрячешь. А царь, глядишь, расщедрится, отвалит свинца, пороха, подмогу пришлет. Снарядили станицу и те, помолясь, отправились.

Москва встретила казаков раскисшей дорогой, толпами нищих, частым колокольным перезвоном. С трудом узнали, где помещается Посольский приказ, сунулись туда. Дьяк, вышедший на крыльцо, долго оглядывал казаков, пытаясь понять, от какого государя те прибыли.

— Из Сибирского ханства мы, — пояснил Черкас Александров, выступя вперед, — направлены с сообщением о взятии его.

— Из Сибирского? — удивился дьяк. — Давно от хана Кучума не бывало посольства. Ясак привезли?

— Да не от Кучума мы, а от атамана Ермака, — сплюнул под ноги Александров. — Убег ваш Кучум-хан и царство свое нам передал.

— Как так? Быть такого не может! Брешете поди…

— Пес брешет, а мы истинную правду сказываем.

— Господи прости! Дела-то какие, — засуетился дьяк. — Проходите в избу, проходите, гостями будете…

На другой день Борис Годунов, войдя к царю с докладом, начал с сообщения о взятии Сибири.