— Однако, хорошо так плыть. Весело…

— Поглядим, как дальше все обернется, — ответил не разделявший его радости Набут.

Они уже подплывали к устью Тобола, где он сливался с водами неугомонного Иртыша-землероя.

Мухамед-Кул, которому было поручено организовать оборону ханских земель, вместе с Кучумом и Карачой-беком выехали из Кашлыка. Они ехали по правому берегу Иртыша, выбирая место, где можно было бы встретить русских и разбить их. Мухамед-Кул ехал в один ряд с ханом, а следом, чуть приотстав, Карача-бек, который сидел на коне чуть нахохлившись, словно ворон после дождя на ветке дерева. Вместе с охраной следовали и молодые царевичи Ишим и Алтанай и совсем юные Абдур-Хаир, Асманак, Канай. Они были особо возбуждены и время от времени пускали лошадей вскачь, пытались вырваться вперед. Женам и наложницам вместе с малолетними детьми хан велел готовиться к переезду в другое место. Он и сейчас хорошо помнил, как много лет назад захватил врасплох Кашлык, благодаря предательству начальника стражи, убившего одного из сибирских ханов.

"Лучше лишний раз поостеречься, чем потом до конца дней кусать собственный локоть", — думал он. После сообщения о том, что русские взяли городок Карачи-бека, захватили в плен его сыновей, Кучум не спал последнюю ночь. Болели сильнее прежнего глаза, он перестал различать предметы и людей, находившихся от него дальше чем за десять шагов. Но об этом знала лишь одна Анна, и он строго-настрого запретил ей сообщать об этом кому-либо.

— Прогоним прочь русских — и зрение вернется, — обронил он неосторожную фразу и тут же пожалел об этом.

— Меня тоже прогонишь? — не поднимая головы, спросила Анна. — Я ведь тоже русская…

— Прости. Не тебя имел в виду. Ты это хорошо знаешь.

— Зачем ты приказал ослепить пленных мужиков, что привели с последним полоном?

— Не твое дело, — вспылил он. — Ты желаешь, чтоб они сбежали и привели сюда войска царя Ивана? Ты этого хочешь?

— Они уже пришли… А ты не думал, что Господь наказал тебя за их слепоту? Болезнь твоих глаз. Это ли не наказание Господне?

— Замолчи, женщина! Не пророчествуй! Не твое это дело!

Она ушла. И теперь Кучум мучился, подозревая Анну в измене, в потворстве своим соплеменникам. Хотя, она давно могла бы тайно покинуть Кашлык, сбежать обратно в земли своих родителей. Но она любила его. Любила таким как он есть… Но при этом не принимала многих его решений. Как-то поведет она себя сейчас, когда русские пришли уже под стены его столицы…

— Самое удобное место — напротив устья Тобола, — вывел его из задумчивости голос племянника.

— Что ты говоришь? — переспросил Кучум. Они находились на вершине горы, изрезанной многочисленна ми провалами оврагов, тянувшихся вниз к реке.

— Если мы поставим свои сотни здесь, то сможем засыпать их стрелами сверху, — продолжал Мухамед-Кул. — К тому же они не смогут обойти нас. Мы все будем видеть с вершины холма.

Карача-бек подъехал ближе и внимательно слушал слова Мухамед-Кула, но мысли его были о сыновьях, которые оказались в плену у русских. Он готов был кинуться навстречу русским лодкам, чтобы выкупить своих близнецов. Оказавшись в заложниках, сыновья связали ему руки, и думать сейчас о чем-то другом он просто не мог.

— А ты как думаешь? — обратился к нему Кучум. — Удачное место выбрал мой племянник?

— Насколько я помню, когда-то здесь уже было одно сражение. Хан Едигир тогда находился вон на том холме, — указал рукой визирь. — Но удача отвернулась от него. Я не люблю совпадений…

— То было давно, — отмахнулся Кучум. — К тому же Едигира нет в живых. Так что нам нечего опасаться.

— А где мы пустим конников? — спросил царевич Ишим.

— Тут им делать нечего, — отрезал Мухамед-Кул, бросив на него косой взгляд. Тяготило, что ханские сыновья будут стремиться все сделать по-своему, наперекор его воле.

— Но наши воины плохо дерутся пешими, — не сдавался царевич.

— Ты уже видел под Бабасанами что вышло, когда они были верхом. Хочешь еще раз попробовать?

Кучум с интересом прислушивался к их перепалке и думал о том, какое же принять решение. Место действительно было удобно тем, что просматривалось все вокруг и невозможно подойти сзади незамеченным. Вряд ли русские воины рискнут лезть на такую кручу. Их легко будет поразить стрелами, копьями. Но их ружья бьют значительно дальше. Самое главное, что не давало хану покоя, — выйдут ли русские на берег именно в этом месте. А вдруг они поплывут дальше? Прямо к Кашлыку? А он будет поджидать их здесь.

— А как их выманить на берег? — спросил он. — Вдруг они проплывут дальше? Не примут бой…

— И я думаю об этом же, — поддакнул Карача-бек. — Вполне может такое случиться.

— Куда им деваться? Где бы они не остановились, мы всегда настигнем их. Мы у себя дома и каждая тропинка нам известна. — Горячо защищался Мухамед-Кул. — К тому же по реке уже второй день плывет шуга — и вот-вот река встанет. Тогда им конец.

— Пришли ли северные князья со своими воинами? — спросил Кучум.

— Еще вчера. Все как один на лодках приплыли, — с готовностью ответил Карача-бек.

— Это хорошо. Вот пусть они первыми и нападут на русских, заставят их повернуть к берегу. А здесь, внизу, надо натаскать побольше бревен, коряг, чтоб наши воины могли укрыться. Тогда им будут не страшны пули русских.

— Я тоже об этом подумал, — согласился Мухамед-Кул. — Две сотни оставим под холмом, а остальные будут стоять тут наверху.

— Я не стану возвращаться обратно в Кашлык, — негромко произнес Кучум. — Пусть прямо здесь мне разобьют шатер. Хочу побыть один, все обдумать.

— Будет исполнено, — откликнулся с готовностью Карача-бек.

— Русские плывут! Русские! Я вижу их! — первым закричал Алтанай, чьи молодые глаза различили показавшиеся вдали белые гребни парусов, еще плохо заметные издали. Все замолчали, вглядываясь в ту сторону, и лишь кони вскидывали головы, бряцая уздечками. Со стороны реки дунул холодный, пронизывающий ветер и первые снежинки опустились на холм, на всадников, на крупы коней. Снег пошел гуще и закрыл мелкой пеленой казачьи суда, словно чей-то небесный полог пытался разделить противников, развести их, не дать пролиться человеческой крови.

— Мы останемся с тобой, отец, — один за всех предложил Ишим и остальные братья согласно кивнули головами.

— Пусть будет так, — отозвался Кучум, чьи больные глаза так и не смогли увидеть подплывающие струги, но зато сердцем он угадал подступающие вплотную опасность и беду, которую он ждал, не признаваясь самому себе, долгих два десятка лет.

* * *

…Наконец Ермак увидел очертания знакомых холмов, на которых он когда-то стоял со своими сотнями, откуда был увезен едва живой и где с тех пор ни разу не был.