Прислушавшись к мелодии, Эйла отметила красивый и четкий ритм. Она мельком взглянула на группу людей, обсуждавших план охоты, затем подняла глаза на Ранека и широко улыбнулась.

— Ладно, пожалуй, я и правда посмотрю на Торнека, — сказала она, очень довольная собственным решением.

Они уже направились к барабанщикам, когда Ранек вдруг остановился и, взяв Эйлу за руку, сказал очень серьезным и даже суровым тоном:

— Сейчас же перестань улыбаться, Эйла.

Улыбка мгновенно исчезла с ее лица.

— Но почему? — в полном недоумении спросила она, не понимая, что сделала плохого.

— Потому что улыбка делает тебя такой очаровательной, что у меня перехватывает дыхание, — выразительно произнес Ранек, как бы взвешивая каждое слово, а затем весело добавил: — Ну не могу же я постоянно находиться в бездыханном состоянии, так и умереть недолго!

Эйла молча улыбнулась, оценив его комплимент; затем, представив себе, как он задыхается от удушья, она заразительно рассмеялась. «Разумеется, он просто пошутил, — думала она, — хотя, наверное, в каждой шутке есть доля правды».

Джондалар наблюдал за ними. Дожидаясь, пока Эйла подойдет к нему, он с удовольствием слушал ритмичный барабанный перестук, однако его хорошее настроение тут же улетучилось, когда он заметил, что Эйла идет вместе с Ранеком. Жгучая ревность на мгновение затуманила его сознание, и у него вдруг возникло почти неукротимое желание избить этого наглеца, осмелившегося заигрывать с его любимой женщиной. Однако Ранек, несмотря на его чужеземную внешность, был Мамутои и принадлежал к Львиному стойбищу. А Джондалар был здесь всего лишь гостем. Он не мог в одиночку противостоять всем Мамутои. С трудом овладев собой, он постарался трезво оценить ситуацию. В сущности, Ранек и Эйла просто подошли вместе послушать музыку. Почему же это так разозлило его?

Размышляя о ритуале приема Эйлы, Джондалар по-прежнему испытывал двойственные чувства. Ему хотелось, чтобы ее приняли в какое-нибудь нормальное племя, поскольку она так этого хотела, да и сам он считал, что после этого его племя легче признает ее. Он видел, как Эйла была счастлива, обмениваясь подарками, и радовался за нее, однако при этом чувствовал и странную отстраненность от этого праздника, и усиливающуюся тревогу из-за того, что она может остаться здесь навсегда. Он даже начал подумывать, что зря отказался вступить в племя Мамутои.

В самом начале вечера Джондалар ощущал свою сопричастность к этому ритуальному празднику, но сейчас ему показалось, что он стал чужим для всех, даже для Эйлы. Теперь она стала членом этого стойбища. Это был вечер, устроенный в ее честь, общий праздник. А он не подарил ей сегодня никакого подарка, и она тоже ничего не приготовила для него. Раньше Джондалару это как-то не приходило в голову, но сейчас он понял, что и ему хотелось бы поучаствовать в этом обмене дарами. Правда, у него не было подарков ни для нее, ни для кого другого. Он путешествовал налегке, не имея запаса ценных вещей. Конечно, за время странствий он многому научился и приобрел важные знания, но пока у него не было случая применить их на деле. Его действительно ценным приобретением была Эйла.

С мрачным видом Джондалар наблюдал, как она смеется, беседуя с Ранеком, и чувствовал себя незваным гостем на этом веселом торжестве.

Когда обсуждение охотничьих планов подошло к концу, Талут вновь подлил всем желающим своего хмельного напитка, сделанного из мучнистых корней рогоза и множества других ингредиентов, набор которых постоянно менялся, поскольку Талут любил поэкспериментировать. Мамутои сосредоточились вокруг Диги и Торнека. Смех и шутки стали более оживленными. Музыканты играли, а остальные подпевали им хором, но иногда кто-то солировал. Несколько человек танцевали, но это были не те энергичные танцы, напоминавшие акробатическое представление, которые Эйла уже видела на предыдущем празднике, когда у костра перед домом отмечалась удачная охота. Сейчас танцующие просто топтались на месте, делая плавные ритмичные телодвижения под аккомпанемент барабанов, а временами и под собственное пение.

Джондалар почему-то стоял в стороне от общей компании. Эйла часто поглядывала на него. Несколько раз она порывалась подойти к нему, но на ее пути постоянно возникали какие-то препятствия. Вокруг было слишком много людей, которые сегодня, точно сговорившись, наперебой оказывали ей всевозможные знаки внимания. Кроме того, брага Талута слегка затуманила ее голову, и Эйла с легкостью увлекалась предложенной темой разговора, мгновенно забывая о собственных намерениях. Потом Диги уступила ей место за барабаном-черепом, и Эйла, поддерживаемая одобрительными возгласами, вспомнила некоторые музыкальные ритмы Клана. Эта довольно сложная и четкая музыка заинтересовала обитателей Львиной стоянки, и они с удивлением прислушивались к необычному звучанию. Если у Мамута и оставались какие-то сомнения относительно прошлой жизни Эйлы, то воспоминания, вызванные ее игрой, окончательно рассеяли их.

Затем в круг танцующих вышел Ранек и, двигаясь в такт музыке, пропел посвященный Эйле веселый куплет о Дарах Радости, изобиловавший игривыми и двусмысленными намеками. Подтекст его песни был достаточно очевиден, чтобы вызвать широкие ухмылки и понимающие взгляды окружающих, а также краску смущения на лице Эйлы. Диги подсказала ей танцевальные движения и примерные слова ответного шуточного куплета, но Эйла умолкла, не допев последнюю строчку, скрытый смысл которой должен был свидетельствовать об одобрении или неодобрении желаний, высказанных Ранеком. Не совсем понимая тонкости этой игры, она не знала, что именно должна ответить; у нее не было желания поощрять его ухаживания, но в то же время она считала его достаточно привлекательным, и ей не хотелось обижать его отказом. Ранек добродушно усмехнулся. Игривый шуточный стиль таких песенных диалогов служил благопристойным прикрытием для высказывания взаимного интереса. В данном случае даже прямой отказ был бы воспринят как шутка; поэтому незавершенный куплет являлся гораздо более обнадеживающим для Ранека.

От обилия хмельной бражки, смеха, шуток и внимания у Эйлы кружилась голова. Со всех сторон на нее сыпались добрые пожелания и комплименты, каждому хотелось побеседовать с ней, пригласить на танец или заключить в дружеские объятия. Она не могла припомнить другого такого радостного и веселого праздника, на котором к ней проявляли бы столь сердечное, теплое и дружеское отношение. Впервые она чувствовала себя любимой и желанной дочерью большой семьи. И всякий раз, обводя взглядом окружающих, она замечала обращенные на нее сияющие черные глаза и восхищенную белозубую улыбку.

Праздничный вечер подходил к концу, люди начали расходиться по своим очагам. Детей быстро разнесли по лежанкам. Фрали, по предложению Эйлы, пораньше ушла спать, и вскоре за ней последовало все семейство Журавлиного очага. У Трони разболелась голова — она весь вечер неважно себя чувствовала, — и, отойдя на время, покормить Хартала, она сама не заметила, как уснула. Затем молча удалился Джондалар. Он лежал растянувшись на лежанке, ожидая Эйлу и наблюдая за ней из-за приспущенного полога.