Взяв из рук Диги красивую расшитую вещицу, Эйла задумчиво посмотрела на нее, а потом сжала в ладони свой старый мешочек, словно хотела вновь ощутить то чувство уверенности, которое придавал ей этот клановый амулет. Но она больше не принадлежала к Клану, хотя и не рассталась со своим тотемом… Дух Пещерного Льва по-прежнему защищает ее, и его знаки все так же важны. Однако теперь она принадлежит к племени Мамутои…

Когда Эйла вернулась в очаг Мамонта, то ее вид полностью соответствовал облику молодой женщины Мамутои, прекрасной, нарядно одетой, имеющей высокий статус и несомненные достоинства. Обитатели Львиной стоянки встретили ее одобрительными взглядами. Но две пары глаз выражали более сильные чувства. Любовь и желание излучали черные смеющиеся глаза, полные пылкой надежды, а большие, удивительно яркие синие глаза не смеялись, а были глубоко несчастными, хотя в них отражались столь же пылкие чувства.

Нуви сидела на коленях у Манува, который сердечно улыбнулся Эйле, когда она прошла мимо него, чтобы положить снятую одежду на скамью со своими вещами. Старик видел, какой лучистой улыбкой ответила ему молодая женщина; Эйла даже не представляла, что может быть так счастлива, все ее существо было исполнено какой-то ликующей, бьющей через край радостью, которая проявлялась в каждом ее жесте, в каждом вздохе. Она стала Эйлой из племени Мамутои и собиралась сделать все возможное, чтобы как можно скорее приобщиться к их обычаям и традициям. Джондалар стоял к ней спиной и беседовал с Данугом, но почему-то при взгляде на его спину ее сияние сразу померкло. Возможно, нечто необычное было в его позе или напряженно расправленных плечах. Почувствовав его настроение, Эйла пришла в замешательство. Видимо, Джондалар расстроился из-за того, что ее приняли в племя Мамутои. Но с этим уже ничего не поделаешь.

Отбросив беспокойные мысли, Эйла достала мешочек с огненными камнями. Мамут сказал ей, что их она должна будет раздать в последнюю очередь. Существовал особый ритуал передачи, который должен был придать этим дарам соответствующее значение и подчеркнуть их высокую ценность. Взяв горсть небольших желтовато-серых с металлическим блеском желваков железного колчедана, Эйла направилась к очажному кругу. Проходя мимо Тули, разговаривавшей с Неззи и Уимезом, она невольно услышала:

— …но я и подумать не могла, что у нее так много ценных вещей. Одни эти меха чего стоят. Плащ из бизона, белый мех лисицы, уж я не говорю о шкуре снежного леопарда… В наших краях это большая редкость и…

Эйла улыбнулась, почувствовав новый прилив радости. Значит, даже Тули, которую она считала самым строгим критиком, высоко оценила ее дары.

Старый колдун не терял времени. Пока Эйла переодевалась, Мамут также изменил свой облик. Его лицо теперь было раскрашено зигзагообразными линиями, которые подчеркивали и оттеняли его татуировку, кроме того, он накинул себе на плечи шкуру пещерного льва, того самого льва, хвост которого украшал церемониальный наряд Талута. На шее Мамута висело ожерелье из толстых колец, вырезанных из бивня мамонта, между которыми располагались клыки различных животных.

— Талут собирается устроить охоту, поэтому я должен провести обряд Поиска, — сообщил ей старый шаман. — Если у тебя есть желание, ты, наверное, сможешь присоединиться ко мне. В любом случае будь готова.

Эйла почувствовала невольный укол страха, но согласно кивнула.

Подойдя к очагу, Тули улыбнулась Эйле.

— Я не предполагала, что Диги решит подарить тебе этот наряд, — сказала она. — Даже не знаю, одобрила бы я ее решение, если бы она заранее посоветовалась со мной. Ведь ей пришлось так долго трудиться над узором. Но должна признать, Эйла, что он очень идет тебе.

Эйла просто улыбнулась, не зная, что ответить.

— Именно поэтому, мама, я и подарила его Эйле, — сказала Диги, приближаясь к ним со своим барабаном, сделанным из черепа. — Конечно, у меня далеко не сразу получился этот красивый цвет, но теперь я знаю, как добиться такого оттенка, и всегда смогу сшить себе подобную одежду.

— Я готов, — объявил Торнек, подходя к Мамуту со своим ударным инструментом, сделанным из лопатки мамонта.

— Отлично. Вы можете приступить, как только Эйла начнет раздавать огненные камни, — сказал шаман. — А где Талут?

— Он разливает свою бражку, и, по-моему, в доме скоро не останется ни одной свободной емкости даже для воды… — улыбаясь, заметил Торнек. — Он говорит, что сегодня особый праздник и его надо отметить подобающим образом.

— Да-да, так оно и будет, — пророкотал рыжебородый вождь. — Вот, Эйла, я принес тебе первый кубок. В конце концов, ведь именно ты — виновница этого торжества!

Эйла пригубила напиток, по-прежнему считая, что у него не слишком приятный кисловатый вкус, но остальным Мамутои он, похоже, очень нравился. А ей очень хотелось стать настоящей Мамутои, делать все то, что делают они, и любить то, что им нравится. Она осушила кубок до дна, и Талут вновь наполнил его.

— Эйла, Талут подскажет тебе, когда настанет момент раздачи огненных камней. Каждый раз ты будешь ударять огненным камнем по кремню, высекая искру, и после этого вручать его главе очага, понятно? — спросил Мамут.

Эйла кивнула и затем, выпив ядреный напиток, встряхнула головой, пытаясь прогнать неприятное ощущение послевкусия. Поставив пустую чашу на циновку, Эйла взяла свои камни.

— Итак, Эйла уже стала членом Львиного стойбища, — провозгласил Талут, как только все расселись по местам. — Но у нее есть для нас еще один подарок. С этого дня в каждом из наших очагов будет камень для разведения костра. Неззи — хранительница Львиного очага, и Эйла отдаст ей огненный камень, чтобы она хранила его.

Эйла подошла к Неззи и, ударив огненным камнем по кремню, высекла яркую искру, а затем отдала ей кусок железного колчедана.

— Кто хранитель очага Лисицы? — продолжал Талут под негромкий барабанный бой, который начали издавать костяные инструменты Диги и Торнека.

— Я, Ранек, хранитель очага Лисицы.

Эйла подошла к нему и также высекла искру. Но когда она вручала ему огненный камень, Ранек задержал ее руку в своей и сказал тихим и нежным голосом:

— Ты подарила мне удивительный мех. По-моему, не существует на этом свете ничего мягче и красивее этих белых лисьих шкур. Я положу их на свою постель и буду думать о тебе каждую ночь, ощущая, как их шелковистый мех ласкает мое обнаженное тело.

Он лишь слегка дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони, но ей показалось, что это легкое прикосновение разожгло в ее крови настоящий пожар. В замешательстве она отошла от Ранека, а Талут уже вызвал хранительницу очага Оленя, и Эйле пришлось дважды ударить по кремню, прежде чем ей удалось высечь искру для Трони. Затем она подарила огненные камни Фрали для очага Журавля и Тули для очага Зубра, но к этому времени у нее уже сильно кружилась голова. И, вручая камень шаману для очага Мамонта, Эйла испытывала сильное желание, а скорее, необходимость сесть на свое место у костра.