Карса улыбнулся:

— Вот как. И тебе дозволено теребить малазанцев? А-а, так я и думал. Тебе приказали провести разведку, но не дальше холмов за Вихрем. Она не разрешала тебе скакать на юг. Но так ты хоть что-то будешь делать, и оттого я рад за тебя, Леоман.

Голубоглазый воин шагнул ближе.

— Как только я окажусь за стеной Вихря, Тоблакай…

— Она всё равно узнает, — заметил Карса.

— И тем я навлеку на себя её неудовольствие, — презрительно ухмыльнулся Леоман. — Тоже мне новость. А как ты, друг мой? Она тебя называет своим телохранителем, но… когда она в последний раз допускала тебя к себе? В этот треклятый шатёр? Воистину она возродилась, но не той, кем была прежде…

— Она малазанка, — сказал Тоблакай.

— Что?

— Прежде, чем стать Ша’ик. Ты это знаешь не хуже меня…

— Она переродилась! Стала волей богини, Тоблакай. Всё, чем она была прежде, не имеет значения…

— Так говорят, — пророкотал Карса. — Но память её сохранилась. Этими воспоминаниями она скована, точно цепями. Скована страхом, и этот страх рождён секретом, который она не желает раскрывать. И лишь один человек здесь знает этот секрет — Призрачные Руки.

Леоман долго и пристально смотрел на Карсу, затем медленно присел на корточки. Обоих окружали змеи, шелест чешуи по песку звучал тихим фоном. Опустив руку, Леоман смотрел, как вьётся, заползает вверх по ней огнешейка.

— Твои слова, Тоблакай, шепчут о поражении.

Пожав плечами, Карса направился туда, где у подножия каменного дерева лежали его инструменты.

— Эти годы сослужили мне хорошую службу. Твоё общество, Леоман. И Ша’ик Старшей. Когда-то я поклялся, назвав малазанцев своими врагами. Но судя по тому, что я увидел с того часа, они ничуть не более жестоки, чем прочие нижеземцы. Более того, лишь они одни, похоже, исповедуют принцип справедливости. Люди Семи Городов, что так их презирают и хотят прогнать, — они взыскуют лишь власти, которую малазанцы отняли. Власти, которую они использовали, чтобы мучить и запугивать собственный народ. Леоман, ты и тебе подобные ведёте войну против справедливости, и это — не моя война.

— Справедливости? — Леоман оскалился. — Ждёшь, что я начну спорить, Тоблакай? Не буду. Ша’ик Возрождённая говорит, будто в моём сердце нет верности. Быть может, она права. Я слишком много видел. Но остаюсь здесь — ты не задумывался, почему?

Карса извлёк деревянный молоток и зубило.

— Свет уходит, тени становятся глубже. Теперь я понял, дело в свете. Вот что не так с ними.

— Апокалипсис, Тоблакай. Распад. Уничтожение. Всего. Всякого человека… нижеземца. Со всеми нашими ужасами — со всем, что мы делаем друг с другом. Извращениями, жестокостями. На каждое проявление доброты и милосердия приходится десять тысяч зверств. Верность? Да, нет во мне верности. Уж точно — не к своему народу, и чем быстрее мы себя истребим, тем лучше будет этот мир.

— Свет, — произнёс Карса, — делает их почти похожими на людей.

Тоблакай был настолько занят своими мыслями, что не заметил, как сузились глаза Леомана, как воин с трудом смолчал.

Ибо нельзя становиться между человеком и его богами.

Голова змеи поднялась перед лицом Леомана, покачиваясь, сверкая быстрым язычком.

— Дом Цепей, — пробормотал Геборик с чрезвычайно кислой миной.

Бидитал вздрогнул, хотя трудно было понять — от страха или от удовольствия.

— Грабитель. Супруга. Развязанные… Вот это интересно, да? По всему миру, словно разбитые…

— Откуда взялись эти изображения? — веско спросил Геборик.

После каждого взгляда на деревянные карты с лакированными картинками — пусть и размытыми для его глаз — во рту бывшего жреца появлялся вкус желчи. Я чувствую… изъяны. В каждой из них. И это не случайность, не слабость руки, которая их написала.

— В их подлинности, — ответил Л’орик, — сомнений нет. Сила, которая от них исходит, пахнет чародейством. Никогда прежде я не видел настолько бурного рождения в Колоде. Даже Дом Тени не…

— Дом Тени! — взорвался Бидитал. — Эти обманщики и близко не подошли к тому, чтобы открыть истинную силу этого Владения! Нет, в этом новом доме его тема чиста. Несовершенство торжествует, хаос и роковая случайность венчают всё и вся…

— Тихо! — прошипела Ша’ик, крепко обхватив себя руками. — Нам нужно об этом подумать. Всем молчать. Дайте подумать!

Геборик некоторое время пристально смотрел на неё, пытаясь заставить свои глаза дать чёткую картинку. Карты из нового Дома явились в тот же день, что и вести о потерях малазанцев в Генабакисе. И с того времени полководцы Ша’ик лишь ссорились и спорили — столь часто, что этого хватило, чтобы приглушить радость от того, что её брат, Ганос Паран, жив, а теперь привело её в непривычно раздражённое состояние.

Дом Цепей вплетён в их судьбы. Коварное вторжение, инфекция, против которой у них не было возможности защититься. Но станет ли Дом врагом или потенциальным источником обновлённой силы? Похоже, Бидитал изо всех сил пытался убедить себя в последнем, явно не без примеси растущего разочарования в Ша’ик Возрождённой. С другой стороны, Л’орик был склонен разделить мрачные предчувствия Геборика; а вот Фебрил — единственный из всех — ничего не сказал по этому поводу.

Воздух в шатре был спёртый, пропитанный человеческим потом. Геборик больше всего хотел уйти, сбежать, но чувствовал, что Ша’ик держится за него, и это духовное касание было куда более отчаянным, чем всё, что он чувствовал прежде.

— Покажи ещё раз новую Независимую карту.

Да. В тысячный раз.

Нахмурившись, Бидитал покопался в Колоде, затем вытащил карту и положил в центре коврика из козлиной шерсти.

— Если и есть повод сомневаться в какой-то из новых карт, — то в этой, — буркнул старик. — Господин Колоды? Абсурд! Как можно управлять неуправляемым?

Воцарилась тишина.

Неуправляемым? Таким, как сама Вихрь?

Ша’ик явно даже не заметила этого намёка.

— Призрачные Руки, я хочу, чтобы ты взял эту карту, прочувствовал её, постарался ощутить всё, что сможешь.

— Ты снова и снова просишь об этом, Избранная, — вздохнул Геборик. — Но я тебе отвечу: нет никакой связи между моими руками и Колодой Драконов. Я тебе ничем не помогу…

— Тогда слушай внимательно, я опишу её. Забудь о своих руках — теперь я обращаюсь к тебе как к бывшему жрецу, как к учёному мужу. Слушай. Лицо скрыто, но можно заключить…

— Скрыто оно потому, — вклинился с презрением Бидитал, — что эта карта — лишь воплощение чьих-то несбыточных мечтаний.

— Если перебьёшь меня ещё хоть раз, пожалеешь, Бидитал, — вспылила Ша’ик. — Я уже довольно тебя слушала по этому поводу. Откроешь рот ещё раз — я вырву тебе язык. Так вот, Призрачные Руки: фигура ростом чуть выше среднего. Алый мазок — шрам или кровь? — рассекает лицо. Рана? Он — да, уверена, что это мужчина, а не женщина — стоит на мосту. Каменном, изрезанном трещинами. Горизонт заполонило пламя. Похоже, сам он и мост — окружены, как будто последователями или слугами…