— Нет.

— Люди. Из моего родного мира. Такая взрывчатка используется в этой империи.

— Вот это уже тревожно — откуда же она взялась здесь?

— Не знаю.

Трулл Сэнгар закрыл крышку и поднял коробку.

— Я бы, конечно, предпочёл меч, но сгодится и это. Неприятно было так долго оставаться безоружным.

— На той стороне арка.

Выпрямившись, тисте эдур кивнул:

— Да. Это то, что мы ищем.

Спутники двинулись дальше.

Арка стояла на двух пьедесталах посреди вымощенной камнем площади. Поток донёс ил до её подножия, и тот засох странными, изломанными гребнями. Подойдя ближе, путники убедились, что ил стал твёрдым, как камень. И хотя врата никак иначе не проявляли своего присутствия, из арки катились одна за другой волны жара.

Никакой резьбы на колоннах не было. Онрак изучил конструкцию.

— Что ты чувствуешь? — спросил т’лан имасс некоторое время спустя.

Трулл Сэнгар покачал головой, затем подошёл ближе. Остановился на расстоянии вытянутой руки от порога врат.

— Не думаю, что мы сможем здесь пройти — жар обжигающий.

— Возможно, это защитные чары, — предположил Онрак.

— Да. И у нас нет способа их разбить.

— Неверно.

Тисте эдур оглянулся на Онрака, затем посмотрел на коробку у себя под мышкой.

— Не понимаю, как обыкновенная взрывчатка может разрушить чародейскую защиту.

— Колдовство полагается на узор, рисунок. Разрушь его, и магия тоже угаснет.

— Ладно, давай попробуем.

Оба отошли на двадцать шагов от врат. Трулл открыл коробку и осторожно выудил один из глиняных шаров. Пристально посмотрел на врата, а затем швырнул гранату.

Взрыв вызвал ослепительную вспышку в портале. Бело-золотое пламя яростно взвилось под аркой, но затем гнев его улёгся, и осталась лишь мерцающая золотая стена.

— А вот это уже сам Путь, — сказал Онрак. — Защитные чары разбиты. Но сам Путь я всё равно не узнаю.

— Я тоже, — пробормотал Трулл, закрывая коробку с морантской взрывчаткой; затем он резко вскинул голову. — Кто-то приближается.

— Да, — согласился Онрак, помолчал, а затем вдруг поднял меч. — Беги, Трулл Сэнгар! Обратно за мост. Беги!

Тисте эдур развернулся и помчался прочь.

Онрак отступал медленно — шаг за шагом. Он чувствовал силу созданий по ту сторону врат, мощь жестокую и чуждую. Разрушение защитных чар не прошло незамеченным, и на эту сторону просачивалось чувство возмущения и праведного гнева.

Быстрый взгляд через плечо показал, что Трулл Сэнгар пересёк мост и скрылся из виду. Ещё три шага — и сам Онрак тоже окажется на мосту. А там — приготовится к бою. Скорее всего, он будет уничтожен, но выиграет время для своего спутника.

Врата ослепительно вспыхнули, и наружу вылетели карьером четыре всадника на белых, длинноногих конях с длинной гривой цвета ржавчины. Облачённые в изысканно украшенные, эмалированные доспехи, воины были под стать своим скакунам — светлокожие, высокие, лица укрыты забралами и нащёчниками. Руки в перчатках сжимали изогнутые скимитары, будто вырезанные из слоновой кости. Из-под шлемов вились длинные серебристые волосы.

Всадники поскакали прямо на Онрака. Из карьера — в галоп. Из галопа — в атаку.

Измочаленный т’лан имасс расставил ноги пошире, поднял одной рукой обсидиановый меч и приготовился встретить их.

На узком мосту всадники могли нападать лишь по двое, но и так было понятно, что они собираются просто затоптать Онрака конями. Но этот т’лан имасс сражался на службе Малазанской империи — в Фаларе и в Семи Городах — во многих битвах он сталкивался с конными воинами. За миг до того, как первый всадник достиг его, Онрак прыгнул вперёд. И оказался между двумя конями. Не обращая внимания на меч слева, т’лан имасс рубанул своим клинком в живот другому противнику.

Белоснежные клинки ударили одновременно — левый перебил ключицу и, глубоко врезавшись в лопатку, вырвался с градом костяных обломков. Правый скимитар разрубил лицо, сорвал кожу от виска до основания челюсти.

Онрак почувствовал, как его клинок впился в броню противника. И раздробил эмаль. Затем оба нападавших пронеслись мимо, и прибыли остальные двое.

Т’лан имасс присел на корточки, а меч поднял горизонтально над головой. Два белых клинка обрушились на него с силой молотов, так что мощь ударов отдалась во всём истерзанном теле Онрака.

Теперь все всадники оказались позади, вылетели на проспект, чтобы развернуть коней, укрытые забралами лица повернулись к одинокому воину, который каким-то чудом пережил их атаку.

Копыта тяжело стучали по укрытой илом мостовой. Четверо всадников натянули поводья, опуская оружие. Тот, чей доспех разбил клинок Онрака, накренился вперёд, прижимая одну руку к животу. На боку его коня виднелись пятна крови.

Онрак встряхнулся, и на землю посыпались обломки костей. Затем он упёр меч в камень моста и принялся ждать, пока один из всадников пустил коня шагом к т’лан имассу.

Рука в латной перчатке подняла забрало, открыв лицо, поразительно похожее чертами на Трулла Сэнгара, если не считать белой, почти светящейся кожи. Холодные серебряные глаза с отвращением разглядывали т’лан имасса.

— Ты умеешь говорить, Безжизненный? Понимаешь ли Чистую Речь?

— Как по мне, она не чище прочих, — отозвался Онрак.

Воин нахмурился:

— Мы не прощаем невежества. Ты — слуга Смерти. Лишь одно следует сделать с созданием, подобным тебе, — уничтожить. Готовься.

— Я никому не служу, — сказал Онрак, вновь поднимая меч. — Начнём же.

Но раненый поднял руку:

— Постой, Эниас. Этот мир — не наш, и этот неупокоенный дикарь — не из тех нарушителей, которых мы ищем. Как ты и сам наверняка чувствуешь, их вовсе нет здесь. Этим порталом никто не пользовался тысячи лет. Нам следует исполнить свой долг не здесь. Но прежде — мне нужно исцеление.

Воин осторожно спешился, продолжая прижимать руку к животу.

— Оренас, ко мне.

— Позволь мне прежде уничтожить это создание, сенешаль…

— Нет. Мы стерпим его существование. Быть может, оно даст нам ответы, которые направят наши дальнейшие шаги. В противном случае уничтожим его позже.

Воин, которого назвали Оренасом, спрыгнул с коня и подошёл к своему сенешалю.

Эниас подъехал ближе к т’лан имассу, будто по-прежнему хотел завязать бой. И оскалил зубы.

— Не так уж много от тебя осталось, Безжизненный. Это что, следы клыков? Грудь твою пожевал какой-то зверь, как мне кажется. Он же похитил руку? Какими чарами ты цепляешься за существование?