– Да, тяжелый вопрос.

– А я об чем? Конечно, тяжелый. Кабы легкий был – делов-то мало. С чемоданом этим мозгами закрутишь. Поди попробуй управься. Так, глядишь, каждый себе чемоданов накупит… А к чему они? Ясное дело, что ни к чему.

– Так что же ты думаешь делать?

– Право, я и не знаю. Серьезная тема. Ну, приходи вечером, поговорим.

Если бы я знал, куда открывается ваша дверь… я зашел бы к вам. Но я не знал этого.

Жена говорит:

– Пойдем сходим к ним…

А я ей говорю:

– А дверь?

Она говорит:

– Что – дверь?

– Ты знаешь, куда она открывается?

– Нет, – говорит она, – не знаю.

– Вот в том-то и дело, я тоже не знаю.

– Как жаль, значит, мы не пойдем к ним в гости.

– Нет, почему же? Мы сходим, надо только узнать заранее, в какую сторону открывается дверь.

– Дай то-то.

– На, но помни, что я тебе дал.

– Дай теперь ты то-то.

– Не дам.

– А помнишь, я тебе дал то-то?

– А зачем ты дал, ты не давал бы.

Я ждал, когда нам починят крышу.

Началось это так:

БУМ! БУМ! БУМ!

Потом по-другому:

БАМ! БАМ! БАМ!

Потом:

ТРАХ! БУМ! БАХ!

Потом:

БИМ! БИМ! БИМ!

Потом деликатно:

ТИК! ТИК! ТИК!

Потом громко и долго:

БУМ! БУМ! БУМ! БАМ! БАМ! БАМ! БУМ! БУМ!

Потом удивительно резко:

ТРРРАХ! ТРРРРРАХ! ТРРРАХ!

Потом несравненно, ни с чем несравненно:

УУУУХ! УУУУУУУУХ!!

Потом выразительно:

БАЦ! БАЦ! БАЦ!

Потом витиевато:

ТРАМБАЛАМБЫМ! ТРЫМБАЛАМБЫМ!!!

Потом сумбурно:

БУМ! БАМ! ТРАМ! БУМ! БИМ! ТИК! ТРРАХ! УУУХ! БАЦ! БАЦ! ТРЫМБАЛАМБЫМ!!!

Через год починили всю крышу.

А я к этому времени уже оглох окончательно.

Флажки, кругом флажки, все небо в флажках, и флажками насыщен воздух. Сидит маленький мальчик среди флажков и ест флажок.

– Приветствую вас, – сказал он, входя и снимая шапку.

– Привет! – сказал я.

– Привет! – сказал он, надел шапку и вышел.

Только его и видели. Он очень понравился мне. Какой-то он был симпатичный и странный. Приятный он был человек.

Человек идет по рельсам.

Блестят бликами рельсы.

Шпалы, шпалы под ногами.

Рельсы идут в перспективу.

Человек идет в перспективу.

Так, так – отбивают шаги.

Пыль под ногами, пыль.

Насыпи по бокам, по бокам насыпи.

Человек идет по рельсам.

«Где конец рельсам, – думает он, – где конец рельсам?»

Там, где они сходятся, там, где они сходятся.

Дождь идет на рельсы, снег идет на рельсы.

Человек идет по рельсам.

Когда я в жаре под солнцем, я хочу на дождь и туман.

Вот дождь барабанит мне по макушке, туман окутывает меня. В тумане мои мечты – о солнце.

На солнце мне жарко.

Пусть лучше дождь барабанит мне по макушке.

Весело мне, очень весело – я смотрю из окна в окно напротив и опять вижу ее.

Я вижу ее каждый день в окно, и она меня тоже.

Утром расчесывает она волосы у окна, а я ей машу из окна рукой. Днем она улыбается мне из окна, и я улыбаюсь ей из окна.

Вечером она поет у окна, подперев рукой щеку, я смотрю на нее, подперев рукой щеку.

Между нашими окнами целая улица. Но словно нет между нами улицы – так мне кажется.

Прохожий идет по улице с непокрытой головой.

Мороз и снег на улице. Локти на пиджаке протерты, а воротник пиджака поднят кверху.

Взрывы бомб, плач детей, облака и любовь, цветы и солнце, горе и радость, мосты через реки, моря и горы несет в себе прохожий.

Правой ногой, левой, ать-два, ать-два!

Музыка где-то играет марш.

Ать-два! – я иду. Ать-два!

А кто знает, я и сам не знаю, я независимо от себя иду ать-два. Как я ни противлюсь, все равно иду ать-два.

Что же мне делать, раз я не могу не идти ать-два, когда рядом играет марш.

Мой сосед квакал. Он квакал самым естественным образом в радиопостановках. Я часто слышал его дивный голос в различных детских сказках. Квакал он прямо-таки виртуозно: «Ква-ква, ква-ква, кваква!» Я всегда удивлялся, как человек навострился так ладно квакать.

Он говорил мне за чаем сотни раз: «Жаль, не умею я хрюкать и лаять, а то б зарабатывал втрое больше».

Ничего тут странного не было. Вася сел с пилой возле дерева на проспекте и стал пилить ствол. Люди прогуливались по проспекту. На Васю не обращали внимания. А когда дерево рухнуло, все смылись. А Вася пошел домой.

Одна старушка догнала его и спросила, к чему все это. Он сказал:

– О, здрасте, Первое мая, очень приятно вас видеть!

А потом сказал:

– Пьезонаушники пристроить к скрипке, ка-ак жмыкнешь – о, красота!

Мне показалось, я вижу пятно на стене. И в то же время я не был уверен, что пятно там действительно есть. То есть я его видел и мог бы поспорить с кем угодно, но было сомнение в какой-то малой доле. Я встал и потрогал стену в том месте, где, как мне казалось, было пятно, дабы проверить, не сыро ли здесь.