Похороны были неспешные, не официальные, скупые на слова. Солдаты толпились возле длинного рва. Дот был за спиной, на виду; амбразура открыта. Конечно — смотрят. Два-три осколочных в толпу, и половина батальона — тю-тю. А уж про ДШК лучше и не вспоминать: ведь для них и три километра — комфортная дистанция… Сразу после похорон майор Ортнер вернулся в палатку и опять задремал, вернее — крепко уснул, потому что «юнкерсы» он услышал лишь после того, как в палатку заглянул Харти. Пришлось срочно распоряжаться насчет атаки. На ее счет майор Ортнер не обольщался (хотя, как вы помните, где-то под спудом теплилось: а вдруг…); он впервые видел, как наступают его парни, в их действиях были расчетливость и напор, но при этом майор Ортнер думал совсем об ином. Часа бы на три позже прилетели «юнкерсы», думал он, было бы в самый раз, а так — траншею не успели закончить, теперь придется работать ночью, а какая ночью работа? — не тот настрой, не то качество и темп; ночью человек должен отдыхать…

Погибших и на этот раз было не много, да это и не трудно было предвидеть. У меня с этими русскими негласный уговор, иронически думал майор Ортнер: я делаю вид, что атакую, а они делают вид, что отбиваются изо всех сил… Хотелось вернуться в палатку, лечь, закрыть глаза… но день только перевалил через зенит, время остановилось… ну, скажем так, — почти остановилось; его нужно было чем-то заполнить… чем угодно — только не атаками!.. но это «чем угодно» нужно было еще придумать…

А думалось плохо. Вроде бы и крови не много потерял, а поди ж ты…

Он наблюдал (из укрытия) не только за атакой, но и за тем, как собирают убитых. Что-то его удерживало: смотри. Не потому, что вот, мол, по твоему приказу… Нет. Жалость и малодушные сопли тут ни при чем. Он знал, что не может позволить себе такой слабости (вообще никакой слабости он сейчас позволить себе не мог); это исключалось, а потому жалость не возникала даже тенью того, что он видел. Просто он чувствовал, что где-то рядом, в том, что он сейчас наблюдал, есть какая-то подсказка, недостающее звено. И потому он смотрел. Смотрел — не видя; как всегда — если позволяли обстоятельства — расслабленный. Ждал. И дождался. Когда уже принесли последнее тело и ему доложили: принесли всех, — он вдруг вспомнил: а как же те, кто погиб на той стороне холма, в тылу дота? Где тела разведчиков? Они должны быть рядом с дотом, но с этой стороны вблизи дота не было ни одного тела. Значит, разведчики, как шли берегом реки, так и к доту подбирались с той же стороны; там они и лежат. И где тела тех, кто во время утренней атаки должен был подобраться к доту под прикрытием минометного обстрела? И где вчерашние? Ведь и вчера, наверняка, пытались ударить не только в лоб, и направили в тыл русским лучших. И все они сейчас так и лежат там…

Как же я забыл о них?..

Майор Ортнер попытался вспомнить свое состояние, когда сам шел по склону от тела к телу. Ничего не вышло. Ясно одно: думать в те минуты он не мог. Если бы мог думать — то, во-первых, уж присмотрелся бы к склону, искал бы на нем какую-нибудь слабину. Рассматривать в бинокль или на месте почувствовать эманацию пространства — это, знаете ли, качественно разные вещи. Во-вторых — если бы в те минуты мог думать — он бы не забыл о тех, кто наступал по противоположному склону. Но было и в-третьих. Если бы в те минуты я мог думать, — не без меланхолии признал он, — да еще бы исподтишка поглядывал по сторонам, то мне бы не дали гулять по склону.

Вот и повод для паузы: собрать с тыльного склона всех погибших.

И снайперам, наконец, нашлось правильное место: на том берегу реки. Ведь с той стороны защитники отбиваются из какого-нибудь окопа. Хочешь не хочешь — приходится высовываться. А снайперу большего и не надо. Как я сразу этого не сообразил!..

— Кто-нибудь уцелел из тех, кто наступал с тылу? — спросил майор Ортнер.

— Шестеро, — сказал капитан. — И еще они вынесли двоих раненых. Один в голову, другой в живот. Боюсь — не дотянут до встречи с хирургом.

Надо отдать должное этому капитану, подумал майор Ортнер, он знает о своем батальоне все. Каждую цифру. Не сомневаюсь: если я спрошу у него имена этих раненых — он их назовет, не заглядывая в бумажки.

— Будьте любезны — вызовите этих шестерых.

Солдаты как солдаты. Обычно после атаки (тем более — неудачной) из солдата никакой толковой информации не вытянешь. Помнят вспышки выстрелов; помнят, как пуля ударила рядом, или осколок; помнят воронку, из которой было видно только небо, и сколько потребовалось сил, чтобы заставить себя выбраться из нее; помнят, как переползал через тело убитого камрада и как кто-то сбоку кричал от боли. А вот сколько было пулеметов и какая система огня… Но ведь эти шестеро — лучшие, и если они действительно лучшие — должны были что-то заметить. Что-то важное для дела.

Оказывается, до этой минуты они не говорили между собой о той атаке. Но кое-что интересное запомнили. Запомнили, что воронок много. Их много и с этой стороны, но здесь они все рядом с вершиной, и пулеметы к ним не подпускают, а северный склон круче, воронки случаются даже посреди склона, и пока били минометы — удалось добраться до нижних воронок; а там перебежками, от одной воронки к другой… Был шанс подобраться почти вплотную к доту, но не получилось. Еще солдаты запомнили, что вроде бы отбивался один человек.

— Не понимаю, — сказал майор Ортнер. — Он — один; вас — полтора десятка…

— Шестнадцать, — уточнил капитан. Майор Ортнер кивнул.

— Вас — шестнадцать. Вы перебегаете рывками, как тараканы, то здесь, то там. Пока одни прикрывают огнем, стригут бруствер, другие — в разных местах — перебираются в воронки ближе к доту. Я правильно представляю ваши действия?

Так и было. Но не получилось.

— Придется вам повторить попытку, — сказал майор Ортнер. — С другого берега реки вас будут прикрывать два снайпера. С вами будет огнеметчик. Продумайте свои действия, чтобы огнеметчик добрался до места, откуда сможет сжечь окоп.

Затем майор Ортнер вызвал обер-лейтенанта, которого не пустил в утреннюю атаку (сейчас обер-лейтенант распоряжался выноской тел), и велел исполнить ту же работу на противоположном склоне. Работы много, сказал майор Ортнер, носить далеко, поэтому не спешите.

— Может быть, господин майор, похороним их где-нибудь поближе? — предложил обер-лейтенант. — Например — за соседним холмом.

— Нет, — жестко сказал майор Ортнер. Этим «нет» он выигрывал час, а может и больше. — Носить на прежнее место. Похороним после атаки.

По жаре, в обход холма… Очень убедительная пауза.

— Да, — вспомнил майор Ортнер, — среди убитых должны быть ребята в камуфляже. Разведчики. Возможно, они лежат рядом с дотом. Нужно подобрать всех. Осмотреть все воронки. Будет не дурно, если вы лично побываете там, на самом верху. Переоденьтесь во все солдатское (кстати — не забудьте сменить сапоги). Сходите только один раз: ни к чему испытывать судьбу. И предупредите ребят: если рядом будут русские — никаких попыток напасть на них. Конечно — если хотят остаться живыми…