– Первый раз слышу! – растерялся старший лейтенант, уже возомнивший себя опытным воином и героем-любовником.

– Хорошо, что не в последний, – засмеялся Тайфун, продолжая лекцию по наградной системе Союза ССР. – Так вот, выбирая для тебя награды, которых ты не получал (хотя в перспективе получишь!), мы с рафиком Давлетом крепко подумали. Соединение этих орденов – боевого и интеллектуального – скажет постороннему наблюдателю, мол, носитель этих наград является человеком насколько смелым, настолько и умным, – пыхнул он окурком, выбросив на землю, продолжая: – А другие награды нетипичны для офицеров твоего ранга и твоего характера. Ферштейн? – с улыбкой спросил майор на немецком языке.

– Яволь, герр майор! – шутя, ответил старший лейтенант, подбрасывая руку к кепи.

– Относительно ордена «За службу Родине», – продолжил спецпропагандист, – то, по большому счету, перспективному и упорному молодому офицеру лучше начинать службу именно с этого ордена, а не с Красной Звезды, – размышлял вслух майор. – Поскольку сразу же приоткрывается перспектива – получить еще две степени. Одна, две или три Красных Звезды не имеют никакой перспективы, а вот «За службу Родине» – совсем другое дело!

– Я понял, саиб джигран. – Хантер обратился к Тайфуну на афганский манер. – Ты мне рекомендуешь именно с этого ордена начать?

– Будет, как будет, – снова потянуло на философию земляка. – Наша главная задача – чтобы все наши ордена нашли нас при жизни! И за нас как можно дольше не поднимали третий тост!

Таким образом, разговаривая, приблизились они к штабному городку. Возле палаток и кунгов маячили вооруженные часовые. На подходе у офицеров проверили документы. У Хантера их не оказалось, поэтому Чабаненко поручился за него перед старлеем из охранбата, осуществлявшего контрольно-пропускной режим.

Бдительный охранник спросил – ли не тот это офицер, который вчера прыгал в кяриз. Получив утвердительный ответ, он даже дал сопровождающего – сержанта, абы провел офицеров к передвижному политотделу Сороковой армии. С первого взгляда политотдел ничем не отличался от других штабных палаток, хотя это первое впечатление оказалось обманчивым.

Приблизившись к линейке, с замершими вышколенными часовыми, Александр увидел большую лагерную палатку, на которой красовалась красная бирка: «Полевой клуб». Рядом с палаткой стояла клубная машина ПАК 65/70 на базе ГАЗ-66, еще дальше маячила так называемая Алка Пугачева – агитационная машина на базе БРДМ-1, с ушами матюгальников-громкоговорителей поверх брони. Рядом стояли несколько кунгов на базе ЗиЛ-131 с прицепами – судя по всему, в них размещались передвижная фотолаборатория, типография и что-то еще.

На одном из кунгов виднелась лейба с суровым названием «политотдел». Камешки, подобранные по размеру и конфигурации, были выкрашенные хлоркой в белый цвет и выложены вдоль линейки идеально ровной линией – военно-казарменный порядок выдерживался неуклонно…

– М-да-а, – грустно протянул старлей, глядя глазами, преисполненными суеверного ужаса. – Лучше по кяризам лазать, чем таким образом служить…

– Каждому – свое, – согласился Чабаненко. – И вся беда в том, что все эти бездельники, – майор бесцеремонно, не стыдясь присутствием постороннего человека, обвел рукой вокруг, – тоже являются участниками боевых действий в Афганистане, как и мы с тобой, да и деньжат получают поболее.

– Я, кстати, – засмеялся Хантер, – уже три с гаком месяца в Афгане, но до сих пор ни одного чека в руках не держал! Они в финчасти так и лежат, мне пока не до них. По аттестату на жену с дочуркой ежемесячно двести рублей пересылаю в Союз, и все.

– Счастливый! – улыбнулся майор. – Довольно, сержант, нас сопровождать! – обратился он к охраннику. – Можешь идти, мы здесь сами управимся!

– Есть! – щелкнул каблуками сержант и, приняв строевую стойку, крутнулся через левое плечо и зашагал в обратном направлении.

– Тю! – охренели земляки, успевшие за время боевых действий отвыкнуть от некоторых уставных норм и правил.

– Теперь слушай сюда, земляк, – Чабаненко приблизился по-заговорщицки. – Я пойду по своим делам. Помни – об операции «Иголка» ты никому (слышишь, никому!) не имеешь права рассказывать. Лишь через десять лет сможешь о ней Оксанке в постели рассказать!

– Тайфун, ты херово обо мне думаешь! – обиделся Петренко. – Про войну у нас с ней ни слова не было! Поверь, у нас было чем заниматься, нежели лясы точить о вековечных проблемах войны и мира!

– Это есть хорошо! – майор не отреагировал на оскорбленные интонации в голосе товарища. – Сегодня у тебя и твоих подчиненных возьмут подписку о неразглашении военной и государственной тайны. И сегодня же тебя должны допросить Иванов-Гнус и представитель военной прокуратуры…

– Допросить?! – нехорошо оскалился Хантер. – Что, я уже в качестве задержанного?

– Не щерься, Хантер! – приструнил его Чабаненко. – В каком качестве тебя будут допрашивать, тебе доведут. Помни – те, кто тебя будут допрашивать, не имеют права знать про «Иголку» ни единой детали! Для них вы организовывали охрану и оборону во время обмена пленных, запомнил?

– Запомнил… – тяжело дыша, ответил Александр. Нервный приступ вновь вызвал колокольный звон у него в голове.

– И дай мне слово офицера, – стал мягче Тайфун, глядя в изменившееся Сашкино лицо. – Как только покончим с этой бодягой, ты первой же вертушкой улетаешь в Джелалабад и там пройдешь обследование…

– Никуда я не полечу! – взорвался старший лейтенант. – А рота моя – как там? Я здесь прохлаждаюсь и совсем не знаю – где мои подчиненные и что с ними!

– Успокойся, земляк! – попросил спецпропагандист. – Я тебя уже выучил: в скором времени у тебя пойдет кровь из всех девяти отверстий, данных человеку Аллахом, как говорят на Востоке. Пять – десять – двадцать минут тебе понадобится, чтобы прийти в себя, и лишь потом будешь на что-то способен. Ты попробуй запомнить – это ненормально! Как тебе еще объяснить?! Нормально – это когда ты можешь адекватно переносить психические и физические перегрузки любого характера: боевой, служебной, семейной или другой природы происхождения. Понял, чертяка упрямый?

– Понял, – успокоился Александр. – Убедил ты меня, Тайфун. Как закончу эту хренобень, обещаю – слетаю в Джелалабадский госпиталь, с одной целью – ради кратковременного медицинского обследования! И не больше!

– И за это весьма признателен вам, Александр Николаевич! – сыронизировал Чабаненко. – Должен тебя кое о чем предупредить. Главное – сдерживай себя во время допросов: контрразведчики и прокурорские следователи – большие мастера провокаций, инсинуаций и прочих гадостей.

Поэтому – больше молчи и слушай, меньше говори, ставь свою подпись лишь под тем текстом, который тебе целиком понятен, на вопросы старайся отвечать лишь однозначно: «да» или «нет», избегай неопределенных ситуаций, когда твои слова могут использовать против тебя. На допросе лучше думай о чем-то милом твоему сердцу, хорошем, добром, например о сегодняшней ночи с волшебной землячкой…