Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведьма выжидающе на меня посмотрела, но я угрюмо молчала.
Чего еще она ждала от меня? Зачем показывала это место, разве мой урок не закончился на её словах, ставших сокрушительным финалом в моей борьбе за Эспера?
— Это поминальный алтарь, Алесса, — голос Кэйры зазвучал приглушенно. — Эта плита вечное напоминание для нас о том какую цену приходится платить за помощь людям. Эсмера пережила всех богов, не считая Вечной прокля́той Саит. Но однажды людям вздумалось поиграть с тёмной Силой, дремлющей в недрах Гехейна. Они раскололи материк, принесли в жертву тысячи жизней, уничтожили города и отравили землю Джарэма, а их ошибки пришлось исправлять именно нам. Мы потратили все её Силы, чтобы остановить то зло, что пробудили люди. Мы осушили её до последней капли!
Голос Кэйры дрогнул, и она смолкла, переводя дыхание.
— Две сотни лет назад она была ещё жива. Спала в этих пещерах, восстанавливаясь после битвы с Гестафом, берегла этот никчемный мир и согревала Болота своим дыханием. Но вы люди… Из-за вас мы убили нашу праматерь. И этот алтарь, возведенный на её костях — ответ на все твои вопросы, Алесса. Это причина, по которой мы больше не станем помогать людям, даже если мир будет пылать в огне. Вот почему мы не станем спасать ни твоего зверя, ни тебя.
Урок был окончен.
Кэйра безжалостно растоптала последний уголёк мой чахнущей надежды. Я чувствовала себя слабой и опустошенной. У меня не осталось сил ни на слёзы, ни на скорбь, ни на злость. Всё чего я хотела это вернуться в хижину, обнять Эспера, сомкнуть веки и больше никогда не открывать глаз, растворившись в голодной тьме Бездонного, пожирающую душу друга.
— Но… — задумчиво пробормотала Кэйра.
Это крошечное, будто песчинка, слово раскалённой иглой вонзилось в моё сердце, и я вскинула пылающий отчаянием взгляд.
— Я не могу помочь. Но я могу указать тебе путь, пройдя который ты сможешь обрести эту помощь, и я могу дать тамиру еще немного сил и времени, чтобы он не сгорел во тьме.
— Что вы хотите взамен? — решительно спросила я.
— Воспоминания, которые принадлежали моему брату. Все до единого. Ни тебе, ни зверю они не нужны, вы даже не знаете как глубоко нужно заглянуть в свои сердца, чтобы их отыскать.
— И всё? — удивленно воскликнула я.
— Это стоит больше чем ты думаешь, но всё, что Сила поведала моему брату принадлежит Болотам.
Ведьма нетерпеливо протянула руку.
ЧАСТЬ 3. ЗА ГРАНЬЮ СНОВ
208 год со дня Разлома
Море не знало спокойствия уже долгие века. Оно злилось, но эта злость, разъярённым рычанием звучащая в грохоте волн, была полна бессильного отчаяния. И не смотря на сокрушительную вечно голодную ярость, несмотря на воды, потемневшие от крови, море оставалось прекрасным. Однажды увидев его собственными глазами, ведьма уже не могла забыть его чарующей опасной красоты, которая привлекала моряков, а теперь завладела и её собственными снами.
Стоя на краю, она созерцала, как тяжелые волны разбивались о валуны, рвали сами себя на части, разлетаясь тысячами ослепительных брызг, и пенными барашками клубились меж черных каменей, кольями ощетинившихся у подножья утёса. Колючий ветер бесновался над пропастью, толкал в спину, тянул за подол юбки, но женщина оставалась неподвижна.
Ей было предначертано шагнуть с этого самого утёса.
Но не сейчас и не во сне, а наяву, когда тяжесть бед, которые она еще не успела принести, до хруста сдавит плечи и их бремя станет невыносимо. Однажды она не сможет простить себя за судьбы, которые разрушит своими речами, и за жизни, которые отнимет чужими руками, чтобы исправить собственную ошибку. Ведьма знала чьи это будут жизни, она уже слышала их далёкий полный невыносимой боли и отчаяния крик.
Если бы она только могла их уберечь… Если бы только ветер подсказал где она оступится…
Но ветер предательски молчал. Она неустанно задавала ему вопросы, а он затихал и ласковой сонной кошкой сворачивался у ног.
Одно ведьма знала точно — это случится из-за слов. Однажды она случайно обронит их, будто сочные яблоки из плетённой корзинки, и в чужих руках плоды нальются жгучим ядом. Но что за слова могли причинить столько боли?
Женщина подняла задумчивый взгляд к небу. Ночь стремительно опускалась на равнину, в её сне окрасившись в цвет спелой сирени и озарившись светом очень далёких чужих звезд.
— Очень глупо вторгаться в мои сны. Они могут быть опасны. — Не оборачиваясь подметила ведьма.
— Они так же безобидны, как и людские, — ответил ей сухой мужской голос. — Теперь их не охраняют Болота и останки Эсмеры.
— Чего ты хочешь? — устало спросила женщина и, повернув голову, встретилась взглядом с разноцветными глазами шинда.
Он лениво пожал плечами.
— Ничего. Я гулял по людским снам, неожиданно увидел, как несколько из них грезят о женщине, пришедшей с болот, и мне стало любопытно. Любопытно, как выглядят сны тех, перед кем трепещут люди и тех чьи предки обрекли целый народ на долгую мучительную смерть.
Ведьма грустно улыбнулась.
— Ты будешь разочарован, но там на болотах мы не видим снов. Сны — магия людских земель.
Мужчина пропустил её слова мимо ушей — не об этом он желал говорить.
— С самого детства мне не даёт покоя вопрос: почему ведьмы просто не убили наших отцов?
— Среди нас нет убийц, — голос ведьмы звучал беспечно равнодушно, будто не замечая закипающую в шинда ярость.
— Конечно, — в колючей усмешке оскалился он, — вы ведь не пачкаете собственных рук, за вас убивают время, солнце и люди. Но ваши предки совершили ошибку, запирая нас на далёкой земле под тяжестью гор и позволяя копить нашу Силу и злость.
— Неужели? — уголки женских губ приподнялись в лукавой улыбке, а изумрудные глаза пытливо впились в бледное мужское лицо.
Ведьма твердо шагнула вперед. Под её босой ногой хрустнула тонкая веточка и обратилась в серую надломленную кость. Мир вокруг пошел трещинами: море затихло в благоговейном спокойствии, зелёная трава равнины истлела, обнажив каменные, покрытые пылью плиты, небо почернело и над головой сомкнулись тяжелые своды древнего дворца, возведенного еще до прихода четверых богов.
Шинда попятился, его взгляд испуганно заметался по затянутым паутиной стенам — впервые кто-то вторгся в его собственные сны.
Ведьма остановилась возле каменного саркофага, в котором покоилась красивая златовласая девушка. Её щеки всё еще хранили румянец жизни, но Смерть алыми пятнами на белом подвенечном платье наложила на неё свою
