Нет, они считали, что смирились мы с потерей своего домена, что хотим выбить себе место под солнцем, уже все равно где. Мы сами загнали себя в ловушку, так думали они, и грех не воспользоваться случаем. Грех не сомкнуть челюсти капкана, не раздавить мятежников. Грех не уничтожить тех, кто не согласен с новыми обычаями Светлой стороны, тех, кто считает их навеянными дыханием Тьмы.

Они не погнали в бой перебежчиков из Зеленого домена. Не доверяли тем, кто уже предал свой алтарь. И это было хорошо. Какие-никакие, а свои, жалко их. Тайви в медвежьей шкуре и Хансер в своих черных одеждах, с закрытым лицом – только они остались на виду. Остальные спрятались в Тени. У Тайви был портальный маячок. Парный ему – у Хансера. Нам надо было пройти в алтарный чертог. Нелегкий путь. Нельзя будет прокрасться: придется убивать. Слишком много в замке коридоров без капельки Тени. И именно в них несут стражу воины.

Бывшие дарклинги нервничали, я это видел. Они не привыкли показываться без своих масок, они знали, что противостоять им будут несущие спокойствие. И в конце концов, они были одиночки, не привыкшие работать командой. А без этого не обойтись. Правда, они верили в Хансера, которого теперь, с легкой руки Гюрзы, называли Хансером, убившим семнадцать марсиан.

В полях кипела работа. Около полусотни человек в кандалах под присмотром троих. Рабы? На Светлой стороне? Хорошо, благородные сеньоры, просто отлично! Вот до чего мы докатились!

– Эксплуатация раба человеком, – проворчал Хансер, и, зная его, могу сказать, что в тот момент он так нехорошо усмехнулся, что я даже пожалел троих надсмотрщиков.

Кажется, шла обычная перекопка полей. Только раньше для этого использовали плуг и волов, а сейчас – людей и лопаты.

– Тайви, подожди здесь, – сказал Хансер и сам направился прямиком к надсмотрщикам.

– Я прикрою тебя, со стены не заметят, – сказала вслед Тайви.

Она не добавляла, что и магии не почувствуют, но я это понял. С того боя в Эдеме, когда эти двое победили херувима, между ними словно установилась непонятная связь. Они понимали друг друга без слов и будто бы дополняли. Другим стал Хансер – более спокойным, молчаливым, при этом вроде бы в мелочах оставаясь прежним.

Я узнал троих надсмотрщиков: повелевающие стихиями, из перебежчиков. Имен этих предателей не помню и узнавать не хочу – простите мне эту слабость, благородные сеньоры.

Одна рабыня упала. Даже издалека было видно, что она на последней грани истощения.

– Вставай, сука! – заорал надсмотрщик. В руке его появился огненный бич и обрушился на плечи несчастной. Двое других спокойно за всем наблюдали. А я с ужасом узнавал наказуемую. Милолика – повелевающая стихиями из Зеленого домена. Юная и прекрасная, когда мы виделись в последний раз, живая, веселая, непоседливая. К ней все относились как к большому ребенку. Аркадия же – со снисхождением, потому что Милолика не могла сотворить ни одного нормального боевого заклинания, но без презрения. А сейчас это была старуха. Так по крайней мере казалось.

– Оставь ее, тварь в человечьем обличье! – крикнул Хансер.

Надсмотрщик не прекратил своего занятия, а вот двое других выдвинулись вперед. И между ладонями у одного уже проскочили электрические разряды.

– Ты кто такой? – спросил второй.

– Забыли меня в домене, – проворчал мой друг, не сбавляя шага. Даже мне стало страшно. Молния – это не шутки. Надеется, что Тайви прикроет?

– Хансер! – Второй узнал его, вскинул руки, пытаясь сплести заклинание.

Хансер на бегу сжал кулак вытянутой вперед руки и резко дернул им в сторону. Мне показалось, что пальцы моего друга сомкнулись на горле горе-чародея. По крайней мере, чар сплести тот не успел. Отлетел тряпичной куклой прочь, упал рядом со мной, и я заметил, что хребет у него сломан, а на горле словно бы отпечаток ладони.

Из рук второго вырвалась молния, ударила в грудь Хансера и словно бы впиталась. Мой друг сделал левой рукой жест, словно маня своего противника к себе, и тот полетел навстречу. И было это против его воли, он сопротивлялся, но недолго – пока в его живот не вошло острие сабли.

Третий надсмотрщик наконец соизволил оторваться от Милолики. В глазах его начал рождаться ужас.

– Так не бывает, – пробормотал он, а потом ударил Хансера своим бичом.

Мой изменившийся друг подставил левую руку. Бич намотался на предплечье, но даже одежду не прожег, что уж там говорить о коже и плоти. Одним прыжком Хансер преодолел разделявшее их расстояние и приставил саблю к горлу надсмотрщика.

– Пощади, – пробормотал тот.

– Я не палач, – ответил Хансер. – Сними кандалы.

Я вглядывался в лица освобождаемых и не узнавал – никого, хоть наверняка не раз мы встречались, вместе пили. С некоторыми женщинами я, возможно, делил постель. И никто их сейчас не назвал бы высшими. Скорее сломавшимися. Как легко убить душу человека! Отбери надежду – и осталось только тело. Взгляд их был каким-то тупым, безразличным. Только один, когда с него сняли кандалы, вдруг бросился на надсмотрщика. Неуловимое движение, выдающее несущего спокойствие. Жилистые, худые руки вцепились в горло. Остальные тупо смотрели на него, не пытаясь ни помочь, ни помешать.

– Стой. – Хансер сказал это слово тихо, но оно словно накрыло поле гулом. И высший отшатнулся от своей жертвы. Потом обернулся, глаза наливались ненавистью.

– Саблю возьми. – Мой друг протянул оружие рукоятью вперед. – Пользоваться не отвык?

– Смогу как-нибудь… – Голос хриплый, севший какой-то, совсем незнакомый, как и лицо, вытянутое, почти черное. Когда же они в последний раз мылись? Наверно, еще до того, как домен пал. И ведь это с ними сделали те, кто называл себя друзьями, братьями по оружию.

– Можешь крови его напиться, – посоветовал Хансер. – А еще рукоятью суставы раздробить, ему больно будет. А можешь брюхо вспороть. Если аккуратно и внутри ничего не повредишь, он долго еще промучается.

Несущий спокойствие отшатнулся, а голос Хансера стал ледяным:

– Или руки-ноги отруби, да так и брось – тоже помучается хорошо. Глаза выколи, уши обрежь – не так больно, как обидно.

– Нет!!!

– Что «нет»? – Хансер так и не отпустил оружия.

– Я не такой, как ты!

– Да, не такой. Я сейчас стою здесь с оружием, готовый сражаться за то, во что верю, а ты – с кандалами и готов лишь убивать.

– Ты тоже убил этих двоих!

– Да, убил. В бою.

– Но мог и не убивать, взять живыми! – как-то истерично закричал освобожденный высший.

– Мог, но тогда поднялась бы тревога. Видишь разницу? Для меня убийство – не цель, а печальное средство. А ты сейчас хочешь убить – просто чтобы убить.

– И эта плутонская мразь будет меня учить отношению к смерти?

– Веди людей к тому вон лесу. Там плутонских мразей нет.